Голос Лема
Шрифт:
— Нечего думать, мы просто должны это установить, — решил Мирский.
— Но отчего ранее никто из нас этого не заметил?
— Потому что наше внимание было отвлечено на кое-что другое? — подсказал Карлссон.
— Это тоже, — геолог горько усмехнулся. — Более тривиальным объяснением остается такое: реликт находился под землей, пока гроза не открыла фрагмент.
— Полагаешь, это лишь фрагмент?
— От намного большего целого, — кивнул Сайто с такой улыбкой, точно сорвал банк. — Причем это целое не отсюда.
— То есть? — Биолог нахмурился.
— Не
Физик взглянул на инженера, инженер — на капитана, капитан — на искрящийся минеральными инкрустациями артефакт. А биолог, не глядя ни на что конкретное, проворчал:
— Так… это значит, что мы разобьем здесь лагерь.
И никто, включая его самого, не выглядел переживающим из-за такой перспективы.
Оставшуюся часть ночи и весь следующий день было спокойно, словно планета хотела реабилитироваться. Едва ощутимый ветерок не резал песком глаза, вуаль цирростратов снижала жар разгара дня, и потому работа шла быстро. Тем более что время, которого вчера у них было порядком, теперь подгоняло.
Решили привести на место челнок и, используя его как базовую исследовательскую платформу, виртуально вкопались на пятьдесят метров — радаром, томографом, когерентными пучками WIMP-ов и прочим, что могли ad hoc адаптировать к этому «археологическому» предприятию. Как верно догадался Сайто, то, что выступало из земли, было лишь вершиной объекта удивительно больших размеров.
Под вечер АХАВ уже имел для них две интегрированные голомодели: объекта как такового в нынешнем состоянии и наиболее правдоподобную его реконструкцию.
— Если это не транспорт, моя фамилия не Бринцев, — заявил инженер, потирая бровь.
Три будто склеенные друг с другом раковины, средняя внушительнее остальных, а две другие фланкировали ее симметричными, но противоположно направленными спиралями. Восемь солидных, знакомо выглядевших амортизационных лап. Спиральные ряды иллюминаторов, туннели, столь живо напоминающие сопла… Ничто не создавало проблем с интерпретацией.
— Он мог быть построен даже нами, — удивлялся Мирский.
— Но не семьдесят тысяч лет назад, — по делу заметил Карлссон.
— Ну да.
Получасом позже отрапортовали боты, разосланные в надежде, что удастся найти еще что-то. И нашли, однако их открытия не были настолько яркими. Куски, обломки, осколки, трудные для идентификации и требующие слишком много времени для получения образцов. Более всего привлекало внимание эхо неких больших металлических структур, полученное из точки в несколько десятков квадратных километров к югу от трилинейной дороги, которой они шли вчера. Но источник находился слишком глубоко и с тем же успехом мог оказаться и артефактом, и естественным месторождением руды.
— Не имеет значения, все равно тут у нас больше, чем мы могли бы мечтать, — Бринцев выглядел счастливым. — Сколько времени осталось?
— Тринадцать с гаком часов.
— Я бы советовал…
— Нет, —
Навигатор заметил ее первым — большую фигуру, которая словно шла вперед, сражаясь с топким грунтом и ураганным ветром. Двуногая, шестирукая, с карикатурно большой бесформенной головой и вытаращенными глазами, которые она удивительно человеческим жестом прикрывала одной из верхних конечностей. Только вместо ладони рука заканчивалась плоским расширением с присоской, как у кальмара.
Через некоторое время до них дошло, что это не живое существо, а монструозный, почти двухкилометровый памятник, изображенный с почти фотографическим реализмом.
— Кронкайт, снижайся и сделай круг на маленькой скорости.
Ну и гигантским же он был! Вблизи стало понятно, что монумент возник не вчера: растрескавшийся, со сколами.
— АХАВ, дай мне спектральный анализ, — попросил Мирский.
— Бетон, — раздался ответ.
— Бетон?
— С примесью, главным образом, углерода и тантала, в пропорциях, соответственно, один к ста тридцати, плюс-минус шесть процентов, и один к семидесяти, плюс-минус десять процентов к минеральной спайке.
— А возраст? Можешь его отсюда прикинуть?
— Семьдесят шесть тысяч стандартных лет, плюс-минус один запятая сорок семь процентов.
— Великие небеса! — вырвалось у кого-то.
Все раскрыли рты, кроме капитана, который не казался удивленным. Карлссон посмотрел на него из-под прищуренных век.
— Ты знал…
— Что здесь что-то есть? АХАВ пытался сказать мне еще вчера, но я только час как взялся за просмотр записей с «Корифея». Западное полушарие… Никто из нас туда не смотрел, потому что, когда мы приземлились, там стояла ночь. А дальше — понятно.
— Слева, слева! — возбужденно крикнул Рамани.
— Что слева?
— Не узнаешь?
Раковины. Угол падения солнечных лучей, песчаный цвет, дистанция и высота — микроскопическая в сравнении с масштабом шестирукой статуи — все это привело к тому, что сперва они не обратили на них внимания. Они лежали на боку, уложенные в узор, являвшийся точным отражением их спиральной архитектуры. Сотни и тысячи, разбегаясь концентрическим ковром улиткоподобных окаменелостей от массивных ног огромной статуи — до самого горизонта.
— Садимся? — почти умоляя, спросил инженер.
Капитан отрицательно качнул головою.
— Андрей, подумай!
— Я подумал, — спокойно ответил Мирский. — И пришел к выводу, что здесь нам искать нечего. Их тут уже нет.
Согласно бритве Оккама простейшее объяснение — обычно самое лучшее. А для этой планеты простейшим казалось то, что цивилизация никогда не являлась здесь родным явлением — была импортированным извне. Причем эпизодом наверняка очень кратковременным, судя по количеству и расположению сохранившихся следов.