Голос пугающей пустоты
Шрифт:
Теолрин с шумом выдохнул и повернул голову обратно.
— Да все, все, успокойся. — Дернув за вожжи, Теолрин пустил лошадей вперед. Повозка дернулась, и оси привычно заскрипели. — Им до этого холма скакать часов пять, не меньше... Наверное.
— Наверное?
— Слушай, я же не придворный математик, чтобы высчитать точное время, за которое те доберутся до холма, правда?
Ответом ему послужило отрывистое фырканье.
— Если они сядут нам на хвост, — спустя какое-то время донеслось до него сзади, — это будет хреново. Как мы оторвемся от них?
—
— Город? Какой еще город? Ты вообще когда-нибудь держал в руках карту Кельментании?
— Держал.
— И?
— Что и?
Джейл издала раздраженный рык.
— И что — в той области, где мы сейчас движемся, есть какой-то город?
— Я откуда знаю? Последний раз я видел карту Кельментании еще в школе, когда мы с Сайнли поспорили, смогу ли я подрисовать на висящей в классе карте слово «хер» к одному из островов, что на юго-востоке от Щетины Кельма. Кстати, смог — никто из наставников так ничего и не заметил. Должно быть, этот «остров хер» так и красуется там, на стене...
— Я очень рада за тебя и Сайнли.
Чуть поерзав, чтобы устроиться поудобнее, Теолрин ускорил лошадей.
— Ты же... помнишь, что он мертв, да?
— Само собой, — отозвалась Джейл. — И, кстати, если бы вы с ним чуть больше времени уделяли географии, то знали бы, что в окрестности ближайшей сотни-другой миль нет даже намека на город. И дорожной развилки, подозреваю, тоже.
Теолрин покачал головой от плеча к плечу.
— Ну, нет так нет. Придумаем что-нибудь другое.
— Например?
— Например...
Теолрин замолчал ровно в тот момент, когда они обогнули холм, и ему открылся вид на простирающееся вдалеке пространство. Впереди, за спускающимися к низу гребнями холмов, насколько хватало глаз, тянулась широкая, почти бескрайняя равнина, лишь изредка перемежаемая скоплениями холмов и невысокими горками.
— Джейл, — позвал Теолрин, невольно натягивая вожжи и замедляя лошадей. — Глянь-ка вперед. — Он дождался, когда Джейл высунется из окошка и посмотрит вперед, затем спросил: — Ты ведь думаешь о том же, о чем и я?
— А ты тоже думаешь о том, почему ты вырос таким кретином?
— Очень смешно. Видишь, — он вытянул левую руку, — там, в нескольких милях по курсу движения?
— Тео, если ты вдруг забыл, то у меня, в отличие от тебя, зрение осталось все таким же паршивым. Может, соизволишь пояснить, что именно ты там увидел свои орлиным взором?
Теолрин постарался сдержать рвущееся наружу раздражение.
— Этот блеск, — произнес он, щурясь. — Такой ослепительный... Так блестят только неубранные стекла. Через часа четыре мы достигнем участков, засыпанных осколками ливня. Понимаешь, что это значит?
Джейл не ответила, и Теолрин практически почувствовал, как она пытается прожечь его спину своим излюбленным взглядом. Наконец, он решил пояснить:
— Если конный патруль продолжит сокращать расстояние, мы в любой момент сможем остановиться, разжечь плавильню и начать обрабатывать территорию — при всем этом не вызвав ни малейших подозрений. В конце концов,
Джейл хмыкнула — но хмыкнула, как показалось Теолрину, по-доброму. Не как обычно.
— Знаешь, — протянула она, — а это даже может сработать.
— Вот-вот. К тому же... Кто знает, вдруг нам повезет найти еще один красный осколок, а?
— Тео. — Голос Джейл внезапно приобрел ледяной оттенок. — Давай не будем шутить на эту тему, ладно? Ты же знаешь не хуже меня, какую цену нам пришлось заплатить за ту проклятую находку.
Теолрин лишь вздохнул. Конечно, он знал. И знал, пожалуй, гораздо лучше Джейл, которой, по крайней мере, не пришлось терять родных... Еще он знал, что подобными вопросами с легкой претензией на иронию всего лишь пытается скрыться от пережитой боли. Наверное, так действительно было легче... До тех пор, пока воспоминания не накатывали на него обжигающей волной, от которой ему хотелось впиться ногтями себе в лицо и выть до тех пор, пока у него останутся силы.
Как, например, сейчас.
Стиснув зубы, Теолрин крепче сжал вожжи и направил повозку вниз.
* * *
Следующие несколько часов не выделялись ничем, кроме нервозности, вынуждавшей Теолрина то и дело оборачиваться на оставленную позади гряду холмов. В остальном же все было, как и в обычной поездке на квадрат: та же местами неровная дорога шириной в две повозки, то же непривычно-далекое сероватое небо, те же темно-серые, с легким буроватым оттенком клочки земли.
Теолрин еще с детства знал, что большую часть Кельментании (да и любой другой страны Таола — кроме, разве что, Имиральских островов) занимают пустоши — безбрежные пространства покрытой трещинами земли, на которых нет ничего, кроме редких возвышенностей, чахлых лишайников и, конечно же, оставленных ливнями осколков. Говорят, раньше все было решительно по-другому. Что весной и летом пустоши были покрыты, словно зеленым покрывалом, слоем травы. Что там, словно в безграничной оранжерее, росли разнообразнейшие цветы, кустарники и деревья. И что деревья были куда выше, чем сейчас, и куда зеленее — поскольку не были закрыты куполами, из-за чего питались прямым солнечным светом и дождевой водой.
Теолрин был почти уверен, что все это — вранье. Так уж повелось, что люди склонны идеализировать прошлое — особенно то, которое они едва помнят. А лучше — то, которое они вообще не помнят. А были ли вообще времена, когда над Таолом не проносились стеклянные ливни? Может, жрецы Небесного Культа просто выдумали Инхаритамну, чтобы укрепить свою власть? После всего увиденного в Ковене эта версия уже не казалась Теолрину лишенной смысла.
Они поравнялись с краем засыпанной стеклами земли примерно в тот же момент, когда Теолрин, в очередной раз обернувшись, увидел то, чего опасался все это время: несколько темных точек, взобравшихся на вершину гребня.