Голос сердца. Книга первая
Шрифт:
— Т-с-с-с… Не так громко, — предупредил Норман. — Это Терри. Он попал в серьезную переделку, и мне нужна ваша помощь, Катарин. Прямо сейчас.
— В переделку, — эхом повторила Катарин. В ее широко раскрытых глазах читались сейчас самые мрачные предчувствия, потому что Норман буквально излучал сигналы бедствия. — В какую переделку?
— Ну, начать с того, что он мертвецки пьян. Ему сейчас море по колено, — прошептал он так тихо, что Катарин едва расслышала. — Не могли бы вы одеться и сходить со мной в Олбани? По дороге я вам все расскажу.
— Ну конечно, — сказала Катарин,
Она взяла из шкафа одежду, зашла за ширму и оделась за несколько секунд. Подняв голову и вопросительно посмотрев на Нормана, она спросила:
— Терри настаивает на своем выходе сегодня, да?
— Да, болван такой, — ответил Норман, скривившись. — Он в таком состоянии, что этого нельзя допустить. — Он посмотрел на часы. — Почти четыре часа. У нас еще три часа, чтобы привести его в порядок. Если это не удастся, я постараюсь каким-нибудь образом устранить его, и сегодня сыграет актер из второго состава.
Глаза Нормана остановились на лице Катарин. Он выглядел очень озабоченным, и в его голосе прозвучали тревожные ноты, когда он произнес:
— Если Терри и выйдет на сцену, вся тяжесть ляжет на вас, Катарин. Боюсь, весь спектакль окажется на ваших плечах. Ему понадобится любая помощь, которую вы только сможете оказать. Вы должны будете подсказывать, вести его, покрывать промахи — в общем, буквально тащить через весь спектакль. — Он криво улыбнулся. — Это будет непросто, Катарин. Вам придется собрать всю вашу силу, способности и изобретательность, чтобы скрыть его состояние от публики.
Сердце Катарин упало, но она ответила на ровный взгляд Нормана таким же ровным и уверенным взглядом. Хотя на ее лице было встревоженное выражение, она взяла легкий и бодрый тон:
— Да, я понимаю, о чем ты говоришь, Норман. Но мы подумаем об этом позже. Пошли!
15
Превосходный беллетрист Николас Латимер очень любил себя в роли зрителя. Он откидывался на спинку кресла, погруженный в молчание, наблюдал и выносил увиденное в компьютер своей памяти для последующего использования в своей работе. Однажды, несколько лет назад, одна приятельница заявила ему, что терпеть не может иметь друзей среди писателей, поскольку они, как она убедительно заявила, «постоянно подглядывают за вами, чтобы вывести все это в своих книгах». Тогда он разразился смехом, но сейчас неожиданно вспомнил ее слова и был вынужден признать ее правоту.
В этот раз он снова был зрителем и знал, что получит наслаждение от сцены, которая вот-вот должна была разыграться перед ним. Естественно, свои впечатления он припрячет до поры до времени, а в нужное время они попадут на его машинку.
Антиподы — Виктор Мейсон и Майкл Лазарус — были блестящими соперниками, что усиливало драму. Оба они были готовы, как гладиаторы, ринуться в бой и драться до последнего. Ник улыбнулся своей изрядно мелодраматичной аналогии, сочтя ее несколько искусственной. С другой стороны, многое было поставлено на карту. Фигурально выражаясь, если ты не умеешь обращаться с кинжалом, лучше его из ножен не вынимать.
Инстинктивно он чувствовал, что Виктор одержит победу. Он улыбнулся игре слов: Виктор и виктория — победа. Детская игра, но он ничего не мог с
Ник был поражен, когда Виктор сказал ему, что они встречаются с Лазарусом в холле отеля «Риц». Попить чайку. Бог ты мой, попить чайку! Когда он спросил Виктора, почему тот выбрал такое не совсем обычное место, тот сдержанно рассмеялся и заметил:
— Кажется, Наполеон как-то заметил, что если ему предстоит сражение с противником, то место и время предпочитает выбирать он сам. Он верил, что это дает ему преимущество. Так и я.
Ник кивнул, в очередной раз удивившись разносторонности познаний Виктора, и сказал:
— Да, это был Наполеон. Но почему в таком месте, где всегда полно народу, детка?
Еще один сдержанный смешок, и Виктор продолжил объяснения:
— Когда мы окажемся в тупике, а мы неизбежно окажемся в тупике, я не хотел бы выталкивать его взашей из своего номера, и в такой же степени не хотел бы, чтобы он меня выставил из своего офиса. А так, на нейтральной территории, каковой является «Риц», он вынужден будет поумерить свой пыл. В отеле он вряд ли позволит себе один из своих знаменитых; приступов ярости.
Ник кивнул и промолчал, но подумал: здесь ты ошибаешься, вполне даже может. Лазарус, насколько он слышал об этом человеке, был совершенно непредсказуем.
Итак, они сидели втроем в четыре часа пополудни здесь, в изолированном углу отеля «Риц», среди покрытой позолотой мебели, пальм в кадках и элегантных женщин в шляпках. Исключительно светские и очень цивилизованные люди, подумал Ник и подавил в себе приступ неоправданного веселья. В Майкле Лазарусе не было ничего слишком уж светского и цивилизованного, несмотря на его безукоризненную рубашку, хорошо сшитый костюм и налет благородной сдержанности. Ник никогда раньше не встречал этого человека, однако был хорошо наслышан о его репутации. Всем было известно, что он способен пойти на любую провокацию, если это необходимо для достижения его целей. Он был холоден и беспощаден.
Наблюдая за ними обоими, своим лучшим другом и его соперником, Ник вынужден был признать, что в Лазарусе было что-то необычное. Вначале он даже не знал, что именно. По крайней мере, не внешность — красавцем Лазарус не был. С другой стороны, он не был и уродом. Приземистый и мускулистый, с грубоватыми чертами лица и темными волосами, слегка тронутыми сединой. Неопределенного вида — это были бы, пожалуй, лучшие слова для его идентификации. Но по мере того как Ник изучал Майкла Лазаруса, он внезапно изменил свое первоначальное мнение. Лазарус все-таки был не таким уж неопределенным: он просто казался по всем параметрам мелким по сравнению с Виктором. «Хотя какой человек не показался бы?» — сказал себе Ник. В реальной жизни его друг излучал флюиды не менее, а, может быть, даже более мощные, чем с экрана.