Голос сердца. Книга первая

Брэдфорд Барбара Тейлор

Ник слегка повернул голову, и его холодные голубые глаза оценивающе остановились на Викторе, запечатлев темно-серый костюм в полоску, ослепительно белую рубашку, серебристо-серый шелковый галстук. Элегантен. Неотразим. Консервативен. По контрасту с изысканностью одежды, красивое живое смуглое лицо привлекало жесткой мужественностью. Потрясающий эффект! Вокруг Виктора была какая-то особая аура, отличавшая его от других мужчин. Успех, слава, богатство? Нет, было что-то еще. Первопричина. Его сексуальность? Частично. Еще дух искателя приключений, пирата, азартного игрока…

Глаза Ника ненадолго остановились на Майкле Лазарусе, и он определил для себя, что стояло за этим

человеком. Неподдающееся немедленному анализу или неочевидное вначале, это открылось ему неожиданно. Майкл Лазарус излучал силу. Огромную силу. Он выделял ее, пах ею, она была ощутима даже в том, как он сидел в кресле, контролируя каждый мускул своего тела, как готовая выпрямиться в прыжке пантера. В его бледных голубых глазах, холодных и кажущихся безжизненными и, вместе с тем, странно притягательных и неотразимых, читался такой ум, что они казались всевидящими, и Ник неожиданно ощутил неприятное чувство, будто эти глаза, как лазерные лучи, проникают в его мозг, копаясь в его секретах. Почувствовав дискомфорт, он быстро перевел взгляд и потянулся за сигаретой.

Из всего того, что он читал и слышал о Лазарусе, он знал, что это человек строгой дисциплины, бешеной энергии и безудержных амбиций. Ник, будучи стипендиатом Родса в Оксфордском университете, изучал историю шестнадцатого века. Он думал: «Если бы Лазарус жил во времена Екатерины Медичи, он, вне сомнения, был бы принцем крови, одной из тех темных и зловещих фигур, естественно вплетающихся в сложный и замысловатый гобелен, какой являла собой Франция в шестнадцатом веке. Или бурбонским принцем, таким, как, например, Кондэ. Или, возможно, герцогом из пресловутого дома Гизов. Последнее, похоже, представляется наиболее убедительным, поскольку в Лазарусе определенно есть что-то гизовское, с его изощренным умом интригана Макиавелли, его скрытностью, склонностью к заговорам и двуличию, его алчностью и абсолютным отсутствием страха. Но он не был французом». Ник где-то прочитал, что Лазарус был немецко-еврейского происхождения, как и он сам. Или он был из семьи русско-еврейских эмигрантов? Он не был уверен. Тем не менее это был выдающийся человек. Он создал мультинациональный конгломерат огромного масштаба — «Глобал-Центурион», — щупальца которого протянулись во все уголки земли. Или почти во все. А ему было всего сорок пять или что-то в этом роде. «Забавно, — размышлял Ник, — ведь, несмотря на миллион слов, написанных о Лазарусе, я никогда не читал ничего о его личной жизни и начале карьеры. Они покрыты мраком». Ник подумал, много ли знала Элен Верно о прошлом Лазаруса. Надо при удобном случае спросить ее об этом.

Ник перевел взгляд на двух мужчин, сидевших друг против друга за небольшим чайным столом. Они еще не начали схватку, но осторожно прощупывали друг друга с использованием завуалированных выпадов. Он чувствовал напряжение между ними, дымкой висевшее в воздухе. Ник знал, что Виктор питал отвращение к Лазарусу. Было сложнее вычислить чувства Лазаруса к Виктору. Этот человек изображал сердечность. Постоянная ласковая улыбка блуждала в уголках его губ. Но глаза были настороже, бдительные и холодные в своей неумолимости.

Оба монотонно обсуждали дела на фондовом рынке. Ник отвернулся, сдерживая зевоту. Лазарус упомянул о конфликте, разгоревшемся на Ближнем Востоке, и говорил несколько минут о нефти и о том, как может измениться позиция арабских стран. Затем он резко сменил тему.

Переход был ошеломляющим.

— Ну, Виктор, вы уже несколько дней откладывали эту встречу, по-видимому, из-за того, что вместе с армией своих адвокатов анализировали контракт. Поскольку вы сидите передо мной, я предполагаю,

что все в порядке. Уверен, что вы привезли контракт с собой. Подписанный. Я не могу больше задерживать свой отъезд в Нью-Йорк. Я уезжаю завтра и хочу перед отъездом уладить свои дела.

— Да, я принес его, — ответил Виктор приятным, ровным тоном. Он потянулся в кресле, скрестил свои длинные ноги в элегантных брюках и нарочито расслабленно откинулся назад. Наблюдая за ним, Ник знал, что его друг испытывает такое же напряжение, как Лазарус.

— Вот и хорошо, — сказал Лазарус, — похоже, у нас наконец намечается какой-то прогресс. Теперь, когда мы партнеры или, по крайней мере, станем ими после подписания мною контракта, я хочу довести до вас свои мысли и условия. Прежде всего, я не могу утвердить смету на этот фильм в таком объеме. Она чрезмерно велика. Из трех миллионов долларов один миллион, по моим подсчетам, лишний.

— Я согласен, — сказал Виктор с легкой сдержанной улыбкой.

Если Лазарус и был удивлен такой легкой уступкой, он не подал вида. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— А как вы намереваетесь сократить производственные расходы, могу я узнать? — заметил он с саркастическим смешком в голосе.

Внутренне он кипел. Виктор Мейсон не отличался особенно от остальных, несмотря на репутацию честного человека. Приходя к нему со своими детально разработанными схемами и сомнительными предложениями, все они старались вытянуть из него деньги тем или иным способом.

— Для этого существуют разные способы, — с загадочным видом ответил Виктор.

— Понятно. — Лазарус неподвижно сидел в кресле, сдерживая раздражение. Мейсон ведет себя глупо, маневрируя и растрачивая попусту его драгоценное время. Ему бы следовало сразу раскрыть свои планы. Однако Лазарус решил не давить на него. Вместо этого он спокойно процедил: — Как много вы смогли бы сэкономить?

— Около миллиона долларов.

Лазарус в упор разглядывал Виктора своими жесткими оценивающими глазами. Циничная улыбка слегка коснулась его губ.

— В таком случае я был прав, предполагая, что смета чрезмерно раздута. Это беда киноиндустрии. Слишком много лишнего, слишком много жира. Неэффективный бизнес, с моей точки зрения.

— Вы не правы насчет сметы. Она была не завышена, она была просто ошибочна, — резко возразил Виктор, скрывая раздражение. — Легкообъяснимая ошибка директора картины, если он сидит в Голливуде.

— Похоже, вы нашли не того директора, Виктор. Позор! — Он произнес это так, что последнее слово звучало угрожающе, хотя и было сказано мягким голосом. Лазарус слегка вздохнул и глотнул чая. — Хороший директор не делает ошибок, Виктор, где бы он ни сидел. Слабое решение с твоей стороны. Я надеюсь, ошибок будет меньше, когда мы подойдем к другим пунктам нашего проекта. Я искренне надеюсь, что мы не будем иметь удовольствия видеть его здесь, в Англии, когда мы начнем снимать, — наигранно засмеялся Лазарус, — в противном случае, мы можем обнаружить, что смета увеличилась до четырех миллионов. А может, даже до пяти. Почему бы и нет?

— Он был нанят на временную работу, — ответил Виктор, игнорируя саркастическое замечание, — фактически, весь съемочный коллектив будет английским. — Он закурил сигарету, удивляясь тому, что оправдывается перед Лазарусом. Но этот человек обладал способностью вынуждать каждого переходить в оборону.

— Ну, это шаг в правильном направлении, — ответил Лазарус покровительственным тоном, — давайте поговорим о съемках. После долгих размышлений и анализа я, решил на главную женскую роль пригласить Эву Гарднер. Она будет сказочна в роли Катарин Эрншоу, и я…