Голос сердца
Шрифт:
Моя соседка узнала одного из них, – говорит, этот парень жил от нас через два дома. Теперь гадаем, то ли сам дезертировал (но почему?!)… то ли его принудили стрелять в своих? Это возможно? Часто такое у вас случается? Не хочу представлять, что подобное может произойти с тобой, не могу поверить, что я тебя отпустила…»
Я вновь перемахнул в конец письма, беспокойство Эми, как всегда, было преувеличенным.
«Безумно соскучилась… Так хочется, чтобы ты увидел, какой я стала, – ты бы меня не узнал! Прибавила двадцать три килограмма, круглощекая
Я счастливо улыбнулся: конечно, она бы мне понравилась! Знание того, что мое самопожертвование во всем идет Эмили на пользу, доставляло радость сердцу. В груди стало тепло, когда, на секунду прикрыв глаза, я представил жену пополневшей и физически здоровой. Круги под ее глазами, которые я помнил, исчезли без следа. На улыбающемся лице светится румянец.
«Уже точно известно, что у нас будет девочка. Неделю назад пришлось полежать на сохранении. Ты только не пугайся, все будет нормально!»
Не выдержав, я прервал чтение и вскрыл четвертое письмо, пропустив третье, – мне необходимо было знать, нетерпеливо, срочно, что с ребенком все в порядке. На ладонь вывалилась крошечная фотография, которую делают в автомате. На ней я, чувствуя обжигающие слезы в иссохших от солнца, песка и пороха глазах, увидел Эмили, а в ее руках завернутую во много слоев ткани как будто бы куклу со сморщенным личиком. В первую секунду я был даже немного разочарован: почему-то ожидал сразу увидеть улыбающуюся малышку с широко раскрытыми глазами, тепло-зелеными, как у жены. Мне пришлось напомнить себе, что девочке не более дня от роду, и тут же я проникся к ней горячей симпатией, как к крошечной моей частичке, ради которой я здесь воюю за то, чтобы ее настоящее и будущее стало светлее. Теперь, когда моя семья увеличилась на одного человечка, я тем более себе поклялся выжить и победить.
Я был так очарован, что не сразу понял, отчего звуки внезапно оборвались, а на мою голову, руки и фотографию падают комья. Перед глазами резко поплыло, заколебалось поле, в горле застрял песок, не давая вздохнуть. Бен кричал что-то, поднявшись во весь рост и показывая в сторону врага пальцем, но я не слышал ни единого слова. Будто во всем мире отключили звук. И тут же земля с опозданием содрогнулась.
Резко обернувшись и вытянувшись в окопе, я, не успев понять, сильно ли контужен, ладонями и всем телом почувствовал новые взрывы. Они раздались на нейтральном поле, а также позади нас. Я сорвал калаш с предохранителя, испытывая растущую внутри ярость. Звуки возвращались, слава Богу, я не оглох, не ранен. Не чувствовал нигде боли. Только злость. Ненависть к врагу. Желание сражаться за жизнь и свободу.
Они выступили плотной шеренгой на той стороне поля: черная форма, одинаково высокий рост, как будто их подбирали по определенной схеме. Слева Стив кричал «Не высовываться! Не отступать! Готовьтесь!», справа верещал впавший в панику Ленни, лежа на спине, зажмурив глаза и прикрывшись сверху автоматом. Совсем молодой, неопытный, не ожидал, что окажется на передовой. Не закаленный боями мальчишка. Я, в отличие от него, в разведку ходил, участвовал в партизанских вылазках и нескольких боевых столкновениях.
Еще один взрыв сотряс землю, окатил бойцов
Было страшно, чего скрывать. Я боялся смерти, как любой нормальный человек. Не хотел пыток. Или медленно умирать от ран. Мечтал увидеть свою малышку, обнять еще хотя бы раз жену, но этого, увы, могло никогда теперь не случиться. Схватив бинокль, я остервенело прижал его к глазам, наблюдая за устрашающей процессией: десятки, нет, сотни неистребимых бойцов, с одинаково искаженными злобой лицами, с минометами наперевес, которые они держали словно пушинки. Отборные убийцы шли на нас, точными попаданиями поднимая перед нашим окопом стены песка и пыли. И всякий раз, когда завеса оседала, расстояние сокращалось.
– Не стрелять! – вопил Стив, рукой подавая условный сигнал тем, кто издали не слышит. – Подпустить ближе!
– Готовьтесь! – приказал он, когда страшные фигуры уже можно было разглядеть без бинокля.
Еще два взрыва прогремели совсем рядом, меня окатило горячими брызгами, залепило правый глаз. Я вытер, увидел на рукаве кровь. Повернулся: Ленни, бездумно хлопая неосмысленными глазами, не мог вдохнуть. Из его слабеющих рук выпал калаш, обнажая длинную, прорезанную осколком рану, рассекающую ребра. Кровь вытекала и тут же загустевала, пузырясь.
И это стало толчком к атаке, я больше не смог выжидать. Заревев, как дикий гризли, выбросил над окопом руки с автоматом, нажал на спусковой крючок. Будто б дополняя мой звериный рык, свирепо застрочила очередь, такие же раздались слева и справа.
– Пли! – запоздало крикнул Стив и тоже прицелился.
Наступил ад. Мины рвались тут и там, но не думаю, что для кого-то сейчас это имело значение, – адреналин стёр страх, оставив лишь испепеляющую ненависть. И единственное стремление: уничтожить врага, не подпустить близко.
– Справа заходят! – Я видел равномерно бегущие фигуры, в их синхронности было нечто зловещее. И направил туда автомат.
– Ложи-ись!!! – И мы дружно опустили головы, прячась от минометного огня. Мой окоп внезапно покачнулся, земля осела и стала рыхлой под руками, но я был не задет.
Перекатившись чуть правее, я с новыми силами открыл огонь. Фигуры не падали, как мы ни старались, размеренно бежали вперед широкими слаженными шагами. Иногда останавливались, чтобы одновременно, как по сигналу пальнуть. У меня возникло странное ощущение сюрреализма происходящего, и я дернул к глазам бинокль.
– Чертовщина какая-то, - пробормотал, отчетливо увидев изодранную в клочья форму техасского солдата. На его груди и руках зияли отверстия от пуль, но на здоровье это никак не сказалось. – Бронежилеты?! Броня! У них на всем теле броня! – заорал я, пытаясь перекричать грохот сражения.
– В голову стреляйте, в голову! – подхватил Стив, передавая команду бойцам.
Я прижал к глазам бинокль, с удовлетворением увидев, как один из техасских собак рухнул с пулей во лбу.