Голос Ветра
Шрифт:
Я воспринял такое положение дел как большую удачу и уже в следующий вечер пел новую песню.
Она была нежнее роз,
В ее устах таилась грусть,
Немного робость и испуг.
Она была прекрасна.
Она была свежа, как мак,
В ее глазах искрился смех,
А танцевала лучше всех.
Она
И хотя эта песня очень понравилась дамам, я был недоволен строкой про маки, она казалась мне неподходящей. Я хотел переделать текст и с этой целью искал уединения. Маленький внутренний сад показался местом, где никто не потревожит.
Она сидела на скамейке с раскрытой книгой. Книга покоилась на коленях, а взгляд юной королевы был устремлен на позднюю розу. Уже наступали холода, и увядали последние, самые стойкие цветы... а здесь цвела роза!
– Удивительно, правда?
– услышал я тихий голос и вздрогнул.
– Ваше величество, - почтительный поклон.
Королева Анэ захлопнула книгу, а я так и не успел посмотреть, что она читала (признаюсь, было любопытно):
– Я каждый день прихожу сюда и смотрю на этот цветок. Он медленно увядает, почти незаметно. Через несколько дней, думаю, начнут опадать лепестки, но его стойкость все равно вызывает восхищение.
Я не нашелся сразу с ответом. В первый раз был с ней наедине и почему-то чувствовал себя полным дураком. А ведь до этого никогда не лез за словом в карман!
– Вам нравятся розы, ваше величество?
Анэ (позже я про себя всегда называл ее именно так) взглянула на меня, и за внешней кротостью вдруг проглянуло оживление:
– Мне кажется, они созданы для того, чтобы ими восхищаться. Вот маки... не так утонченны. И даже, наверное, слишком просты?
А потом, словно испугавшись собственной смелости и даже некоторого озорства, она вдруг резко поднялась со скамьи и направилась к выходу, сжимая двумя руками книгу. И я не мог решить, подать ей руку или нет, стоял на месте. Но все же пробормотал:
– Мне тоже кажется, что маки не всегда бывают уместны.
Анэ услышала и обернулась:
– Почему бы тогда не отказаться от неуместных цветов?
Вечером после ужина меня, как обычно, попросили спеть. Я сел в углу, куда почти не доходил свет от зажженных свечей, не хотел, чтобы стало видно лицо, и долго перебирал струны, прежде чем начать.
Она была нежнее роз,
В ее устах таилась грусть,
Немного робость и испуг.
Она была прекрасна.
Она была светла, как день,
В ее глазах искрился смех,
А танцевала лучше всех.
Она была прекрасна.
Она была так высоко,
Что
Лишь сном, обманчивой мечтой.
Она была прекрасна.
Глава 4. Леона
Теперь я часто появлялась при дворе, перестав быть затворницей. Если раньше почти все время проводила дома, бесцельно убивая время ожидаем завтрака, ужина, тепла, холодов, Гарда, то теперь каждый день приходилось рано вставать и спешить в Королевский замок. Отец определил меня в свиту юной супруги Альфо. Как ему это удалось, не знаю. Королева-мать лично подбирала фрейлин для Анэ. Впрочем, ее девушки постоянно жили в покоях, недалеко от монарших. Они прислуживали. Я жила в своем доме и занималась скорее развлечением и обучением госпожи, нежели прислуживанием. В мои обязанности входило вовремя подсказывать, с какими придворными надо быть благосклонной, с какими - осторожной, кому стоит подать руку для поцелуя, а кого лучше миновать и не заметить, в каких случаях позволить себе более свободную манеру общения, а в каких - четко следовать этикету и даже стоять в присутствии короля.
Должна признаться, мне начинала нравиться эта новая жизнь. Дни стали наполненными, и мое существование вдруг обрело смысл. Эта маленькая девочка совершенно неожиданно помогла открыть клетку, в которой я жила много лет. И, сама того не заметив, я зацепилась за нее. Анэ мне нравилась. Конечно, говорить о дружбе не приходилось. Речь шла всего лишь о королеве и придворной даме, но даже легкая доброжелательность и искренняя улыбка, обращенные ко мне, согревали сердце.
Анэ держалась молодцом. Мне ли не знать, что такое неудачный брак? Можно прекрасно держаться и улыбаться толпе, сохраняя на лице достоинство и спокойствие. Только никуда не спрячешь глаза. Счастливые глаза всегда светятся изнутри - счастье не скроешь. Когда королева Элейна смотрела на Ро, можно было потушить все свечи в зале - вот какой свет лился из ее глаз. Анэ не смотрела на Альфо так же. Когда она поднимала свои глаза, нельзя было тушить свечи, потому что тогда эти двое оказались бы в темноте. Альфо же почти никогда не глядел на свою жену. Однако стойкость этой девочки меня удивляла. Этому стоило бы у нее поучиться!
Да, меня захватила новая жизнь, но я не была бы я, если бы все вдруг сразу стало хорошо. Отец не просто так пристроил свою дочь поближе к Анэ. Ему нужны были глаза и уши. Говоря попросту, он сделал меня шпионкой, и почти каждый день в мои обязанности входил подробный отчет об увиденном и услышанном. Это было противно и мучительно, я ненавидела такие вечера и с огромным облегчением переводила дух, если лорд-протектор был в отъезде, или Гард находился вечером дома, или при дворе случалось празднество, которое требовало моего участия.
Как это ужасно, шпионить за тем, кто симпатичен, да и вообще - шпионить. Низко и грязно. Но разве я могла противостоять воле отца? Единственное, что я могла, это не передавать все в мелочах, стараясь отделаться незначительными подробностями, а также пересказом ничего не значащих записок-распоряжений. Но все равно чувство грязи преследовало.
Почему у меня всегда так? Почему что-то светлое обязательно омрачается темным пятном? В очередной раз я чувствовала себя крепко связанной по рукам и ногам и хотелось кричать. Только на этот раз не от отчаянья, а от ярости. Я чувствовала, как медленно поднимается внутри протест.