Голос внутри меня
Шрифт:
Он пил вместе с Табби, сидя на диване у окна. Шак слизывал пиво с ее пальцев, и она весело смеялась. Рассказывала ему о своей работе в ресторане, об учебе в кулинарной школе, о своих любимых блюдах и о своем двоюродном брате, который играл за «Форти найнерз» [20] , однако когда собеседник попытался перевести разговор на то, как они с Дуэйном познакомились, она ловко сменила тему.
Еще одну попытку ему предпринять не удалось, так как вмешался брат. Ужин был готов, и деликатесы Дуэйна не могли ждать.
20
«Сан-Франциско
Все прошло весело. Дуэйн рассказывал неприличные анекдоты, но его скабрезности были цветочками по сравнению с тем, что рассказывала Табби. Фросту хотелось, чтобы ужин тянулся как можно дольше, потому что его страшил предстоящий разговор с братом. Дуэйну все это не понравится, поэтому Фрост с радостью оттягивал момент.
Однако в середине десерта зазвонил телефон. Хозяин предоставил отвечать автоответчику, что оказалось ошибкой. Сообщение услышали все.
– Инспектор, это Кристин Смит из «Сан-Франциско кроникл». Я хотела бы поговорить с вами о судебных слушаньях по делу Руди Каттера, которые состоятся на следующей неделе. Витает много слухов, и в них все время всплывает ваше имя. Пожалуйста, перезвоните мне.
Журналистка продиктовала свой номер, и в доме воцарилась тишина. Фрост заметил, как настороженно переглянулись Дуэйн и Табби. Брат положил на тарелку трюфель и пристально посмотрел на Фроста. Они несколько мгновений сверлили друг друга взглядами.
– Руди Каттера?
– Вот об этом я и хотел поговорить с тобой.
– Так говори.
Фрост покосился на Табби, но Дуэйн поспешил предупредить:
– Она тоже выслушает тебя. Ей можно.
– Ладно. Адвокат Каттера направил ходатайство о снятии обвинения.
– И на каком основании, черт побери? – спросил Дуэйн.
– Джесс сфабриковала улики против него. Подбросила часы, которые нашли в его доме. Фальшивку. Они не принадлежали последней жертве.
Дуэйн встал, подошел к окну и раздвинул шторы. Он долго молчал. Табби сидела, уставившись в тарелку, на ее лице застыло шокированное выражение.
– Каттера выпустят? – спросил Дуэйн.
– Это зависит от судьи, но, похоже, да.
– Ты шутишь?
– Я бы с радостью.
– Бред какой-то. Этот подонок убил Кейти и остальных женщин. Какой судья позволит ему опять болтаться по улицам?
– Я все понимаю. Дело в том, что поступок Джесс…
– Мне плевать на ее поступок, – перебил его Дуэйн. – Жаль, что его не поджарили на электрическом стуле. Этот кусок дерьма не стоит того воздуха, которым дышит.
– Я тебя услышал. Ты прав.
Дуэйн повернулся к нему и указал на него пальцем.
– А почему вдруг журналистка захотела поговорить с тобой? Она сказала, что везде всплывает твое имя. Какая твоя роль во всем этом?
Фрост погладил бороду. Он пытался найти слова. Табби все сидела с опущенным взглядом.
– Именно я сдал Джесс.
– Что?
– Я узнал, что она подбросила фальшивую улику. Я сообщил об этом капитану и окружному
Дуэйн замотал головой.
– Зачем?
– В каком смысле зачем? Это мой долг. Это моя работа.
– Твоя работа? Твоя работа – выпускать убийц из тюрьмы?
– Дуэйн, Джесс совершила преступление. Она подвела всю систему. Неужели ты не понимаешь? Копы не имеют права так поступать. Если бы я не стал поднимать шум…
– Он убил Кейти! – закричал Дуэйн. Его голос эхом разнесся по столовой.
Фрост промолчал. Больше не о чем было говорить.
– Просто не могу поверить, – резко продолжил Дуэйн. – Просто не верится, что ты на такое способен. Ведь тебе придется рассказать об этом маме и папе, ты это понимаешь? Ты понимаешь, что с ними будет?
У него не было на это ответа. Да Дуэйн в ответе не нуждался.
– Пошли отсюда, – сказал он. – Вставай, Табби.
Та наконец-то подняла голову. С ее лица исчезла лучезарная улыбка, уступив место выражению искренней печали.
– Дуэйн, ты не мог бы подождать меня в машине? Я хочу поговорить с Фростом.
Дуэйн кивнул и сказал нечто, чего младший не понял:
– Ага, давай. Расскажи ему, что он наделал.
Дуэйн стремительно вышел из столовой, и через мгновение Фрост услышал, как хлопнула входная дверь.
Они остались вдвоем. Табби внимательно смотрела на него. Зеленые глаза утратили задорный блеск, однако в ее лице Истон увидел то, чего не было у его брата. Сострадание. Она откинула прядь рыжих волос.
– Я знаю, как тебе тяжело, – сказала Табби. – И Дуэйн знает. Он просто злится.
– Я сам на себя злюсь.
– Ведь у тебя не было выбора, правда? – Табби встала, обошла стол и села рядом с Фростом. Она взяла его за руку; ее ладонь была теплой. – Послушай, Фрост, я не догадывалась, что Дуэйн не рассказывал тебе обо мне, и это бесит меня. Поэтому, наверное, ты не знаешь, как мы познакомились.
– Он сказал, что вас познакомили родители.
– В некотором смысле. Я знакома с твоими родителями уже несколько лет. Когда они узнали, что я шеф, они рассказали мне о Дуэйне. Естественно, я сразу поняла, кто он такой. Все в кулинарном сообществе знают Дуэйна. Твоя мама сказала, нам с ним нужно познакомиться, но у меня эта идея не вызвала особого интереса. У него репутация бабника. Но в начале этого года твой брат позвонил мне. Думаю, на него надавила твоя мама.
– Мама всегда добивается того, чего хочет.
– Очевидно.
– А как ты познакомилась с родителями?
– В группе поддержки родственников жертв.
Истон закрыл глаза. Неожиданно все обрело смысл.
– С кем из них ты связана?
– С Ниной Флорес. Первой жертвой Каттера. Она была моей близкой подругой. Мы жили рядом и выросли вместе. Мы знали друг друга еще с пеленок. Она была мне ближе, чем моя родная сестра. Семья проявила великодушие и включила меня в группу.
– Я никогда не участвовал в таких мероприятиях, – сказал Фрост. – Горе – это не то, что можно делить с посторонними. Горе – оно глубоко личное. Надо чувствовать особую близость с человеком, которого хочешь впустить в эту часть своей жизни.