Голос
Шрифт:
– У него жена больная, потому он и работает в училище, а не в институте, здесь без учёной степени зарплата выше.
Девчонки переглянулись, сочувственно покачав головами. И всё- таки Настю всегда удивляла способность иных людей узнавать подробности чужой жизни за такой короткий промежуток времени.
– И в морг мы ещё пойдём, на экскурсию. – Добавила она.
– Ну что, на литературу? – « Бутербродники», собрав пожитки, поплелись на второй этаж.
Преподаватель, Белла Сергеевна, женщина лет пятидесяти, подтянутая,
– Владимир Маяковский!
По классу прокатился ропот недовольства.
– Что это за стихи? А трактор в поле тыр-тыр-тыр, а мы, товарищи, за мир!
–У него нет таких строк. Не любите Маяковского?
– Фу, кошмар, нет! – раздались голоса.
С загадочной полуулыбкой, глядя куда-то в бесконечность, Белла Сергеевна произнесла:
– Его нельзя не любить!
Видимо, тон её голоса прозвучал так интригующе, что класс замер. Белла Сергеевна продолжала:
– Красавец мужчина, высокий, под два метра, статный. А взгляд? Жгучий, пронизывающий, завораживающий! И паинькой он никогда не был, одни жёлтые штаны чего стоили.
Аудитория – женская, и эффект – потрясающий. Девчонки слушали, открыв рот.
– Писал сценарии к фильмам и сам в них снимался, «Барышня и хулиган», например. А его муза, Лиля Брик? Он посвятил ей почти все свои произведения, хотя она была замужем.
Загадочным шёпотом учительница поведала:
– Тройственный союз, Маяковский, Лиля Брик и её муж.
Девчонки недоверчиво переглянулись.
– Да-да, тогда это было модно. А когда художник Репин восхитился броской внешностью Маяковского, а особенно его пышной шевелюрой, и пригласил для написания портрета, поэт пришёл обритым наголо. « Где же ваши вдохновенные волосы?» – посетовал Репин и картину так и не написал.
Девичьи лица расплылись в улыбках.
– Необузданные страсти кипели в его душе, не мог он писать обычные стихи о лютиках-цветочках! Только свой стиль, даже размер стихотворный свой. Вот хотя бы на смерть Есенина: «Пустота… Летите, в звёзды врезываясь…», каждое слово словно выстрел, его стихи – это он сам!
Ещё долго и с чувством Белла Сергеевна вела разговор о жизни и смерти Маяковского, его творчестве. Эта речь не могла не оставить следа в душах, пусть даже не во всех. Настя сидела завороженная.
– Да, – шептала она на ухо Ире,– такого в школе не расскажут!
Опустив глаза в учебник, она словно впервые увидела знакомые строчки.
После занятий Настя с Ириной обсуждали услышанное.
– Всё равно стихи странные, словно спотыкаешься и много непонятного, – сетовала Ира.
– Возможно, но так смотреть на произведения! Как на человека, вот интересно. Только вот, жизнь втроём, думаешь это правда?
– Вряд ли она станет выдумывать такие вещи.
– Что на выходных делаешь?
– Завтра, как обычно, на дачу.
– Тогда до понедельника.
–Пока!
Настя
– Папа, эта Белла Сергеевна такая замечательная! Никогда не думала о книге, как о душе человека. Только изложение фактов, событий, – Настя засмеялась, – с политической точки зрения. Или любовь к природе родной страны. Всё! Другой трактовки не было!
– Рад, что нашелся человек, который открыл тебе глаза. Но всё-таки она сплетница, эта твоя Белла Сергеевна.
Вечером, когда мама вернулась с работы, Настя подбежала к ней:
– Ой, какой интересный день сегодня был! Маяковский…
Мама перебила недовольным голосом:
– Песок тут в прихожей, что подмести не можешь!
– Да? А я не заметила.
– Ну конечно, где тебе замечать! Ещё и жрать готовить нужно. У других дети как дети, и уберут, и приготовят, а с тебя как не было толку, так и нет!
– Так ты же сама меня на кухню не пускала, я же пыталась научиться, а ты расшумелась, что я продукты перевожу, велела больше ничего не трогать! А как же научиться, если не трогать?
– Другие же умеют!
– Так, наверное, их учит кто-то. Давай вместе готовить, я и научусь.
– Хм, нужна ты мне на кухне!
– Ну вот, приехали! – Возмущённо ответила Настя, разведя руками.
– Это ты как с матерью разговариваешь, а? – Зло глядя на дочь, вопрошала мать, – поговори мне ещё, вылетишь из дома и иди куда хочешь!
Настя со страхом посмотрела на маму, серьёзно она говорит или нет? Промолчала.
– То-то, помалкивай!
Настя ушла в спальню, чтобы не попадаться матери на глаза.
До следующего утра они не разговаривали.
Настя проснулась от громкого бряцания посуды на кухне. Услышала мамин голос, она что-то вполголоса ворчала.
«Вот сейчас встану, она опять чем-нибудь будет недовольна. Лучше притворюсь, что сплю, полежу подольше».
Через некоторое время раздался мамин голос:
– Ну, что разлеглась? До обеда валяться будешь? Суббота, убираться пора!
Настя ползала с тряпкой по углам комнаты. Мать ходила следом:
– Ну как ты моешь? А!? Живей надо, шевелись! Да не пропускай!
Настя цепенела, просто впадала в ступор, от бесконечных замечаний, и даже простое дело становилось невыполнимым. Вскоре с уборкой было покончено, мать продолжала ворчать:
– В магазин сходить надо, а ты опять что-нибудь не то купишь!
–Ты список напиши.
– Что список? Разбираться надо в том, что покупаешь! Придётся самой.
– Но как же научиться разбираться, если не покупать?
– Другие –то могут!
– Так не с неба же им знания свалились!
– Да просто ты бестолочь, вот и всё!