Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е - начало 1930-х годов
Шрифт:
Архиепископ Афинский Хрисостом, упомянутый архиепископами Серафимом и Тихоном, писал: «С большим вниманием мы прочитали письмо Вашего Высокопреосвященства, которое препроводило грамоту Святейшего Патриарха Тихона, касающуюся анафемы против русских клириков, предавших православную веру созданием так называемой “Живой церкви” и созывом Московского лже-собора» [126] .
Как основательно считает ряд исследователей, послание архиепископов – членов Синода было отражением давления ОГПУ на Патриарха и имело следствием появление указа Патриарха Тихона и Священного Синода № 106 от 10 ноября 1923 г. [127] о том, что «Карловацкий Синод не имеет права высказываться от имени Русской Церкви и выступать с заявлениями, направленными на дискредитацию большевистской власти» [128] , а также о подложности писем, опубликованных от имени Патриарха Тихона после его освобождения.
126
Церковные ведомости. 1923. № 15–16.
127
См.: Новые документы по истории взаимоотношений между Патриархом Тихоном и Карловацким Синодом. С. 123.
128
Там же. С. 124.
Иногда важнейшие документы доходили до зарубежных иерархов кружными путями. Так, указ № 362 от 7 (20) ноября 1920 г., который послужил впоследствии для обоснования создания Архиерейского Синода РПЦЗ вместо упраздненного Патриархом Тихоном Временного Высшего Церковного управления, был переслан в Архиерейский Синод с Дальнего Востока [129] . Об этом свидетельствует переписка, сохранившаяся в архиве Архиерейского Синода. В протоколе Временного Высшего Церковного Управления за границей от 4 (17) 1922 г. говорилось:
129
См.: Баконина С. Н. Вопрос о Временном Высшем Церковном Управлении на Дальнем Востоке // XV ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 1. М., 2005. С. 289.
«Слушали: препровожденную Начальником Российск[ой] Дух[овной] миссии Архиепископом Иннокентием [130] копию постановления Свят[ейшего] Патриарха, Священного Синода и Высшего Церк[овного] Совета Правосл[авной] Российской Церкви от ноября 1920 г. за № 362, следующего содержания: «По благословению… [131] <…> Копия подписана Дионисием, Епископом Челябинским и Троицким» [132] . Постановление № 362 было решено послать всем преосвященным российских заграничных епархий, начальнику Российской духовной Миссии в Японии и др.».
130
Имеется в виду архиепископ, будущий митрополит, Иннокентий (Фигуровский), начальник Пекинской духовной миссии.
131
Отточие в тексте документа.
132
ГА РФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 262. Л. 17–17 об.
Копия постановления была получена архиепископом Харбинским Мелетием (Заборовским), об этом свидетельствует запрос из Архиерейского Синода архиепископу Мелетию, где указывалось, что «постановление это стало известно от пок[ойного] Митрополита Иннокентия, приславшего копию с копии, полученной архиепископом Иннокентием от Преосвященного Дионисия» [133] .
Сремские Карловцы с тревогой и болью следили за развертыванием событий в Русской Церкви; пользуясь корреспонденциями, разными путями пересылаемыми из России, пытались обобщать и анализировать полученные сведения на страницах своих изданий, главным образом «Церковных ведомостей». Многое из вышеприведенных фактов заставляет предположить, что основными корреспондентами были московские церковные деятели, в основном миряне, близкие архиепископу Феодору (Поздеевскому) и, более широко, так называемому «Даниловскому синоду». К числу этих подвижников принадлежит крупный церковный деятель А. Д. Самарин. Относительно других имен можно строить предположения. Факты говорят в пользу того, что эта деятельность была не личной инициативой отдельных лиц, а, судя по ее непрерывности и серьезности, продуманной работой, которой, как будет показано далее, ее организаторы и исполнители придавали большое значение.
133
Там же. Л. 21. Эти документы подтверждают версию, выдвинутую С. Н. Бакониной (см.: Баконина С. Н. Вопрос о Временном Высшем Церковном Управлении на Дальнем Востоке. С. 289). По ее мнению, указ первоначально предназначался для дальневосточных епархий. Она также указывает, что, по сообщениям газет, в Харбин постановление № 362 привезли «забайкальцы, участники епархиального съезда в Чите, и передали епископу Мелетию».
Переписка Святейшего Патриарха Тихона с русским зарубежным духовенством
Русская эмиграция на протяжении десятилетий была для Советов средоточием и источником опасности, хранителем и рассадником монархических и буржуазных идей, антисоветских программ и конкретных планов свержения «большевицкой» власти. Поэтому органы ОГПУ особенно интересовались контактами Патриарха Тихона с эмигрировавшим духовенством.
На допросах в 1922 г. Патриарха Тихона спрашивали, получал ли он письма из-за границы от беглого православного духовенства, когда и кем пересылались эти письма, давал ли Патриарх ответы на них и через кого [134] . Патриарх отвечал, что он был в переписке с митрополитом Антонием (Храповицким), митрополитом Евлогием (Георгиевским), архиепископом Анастасием (Грибановским) и другими, причем, как говорил Патриарх, до него доходили не все письма. Корреспонденцию он получал через иностранные миссии: Латвийскую, Эстонскую, Финляндскую, Польскую, иногда Чехословацкую. Письма обычно приносили чиновники или курьеры
134
См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С. 159–160.
Как говорилось в обвинительном заключении по делу Патриарха Тихона, следствием было установлено, что в пакеты, содержащие в себе официальную переписку с заграничными церквами по деловым вопросам церковного управления, «вкладывались собственноручные письма б[ывшего] патриарха» [135] .
ОГПУ стало известно содержание многих писем к Патриарху, хранящихся в его личном архиве. Следователям они дали «богатый» материал для фабрикации обвинительного заключения. Начало переписки относится к 1918 г., когда линия фронта отделила Украину от Центральной России, последние письма датируются 1922 г.
135
Там же. С. 278.
В 1918 г. Патриарх, озабоченный ситуацией на Украине, послал А. Д. Самарина с письмом к митрополиту Антонию. А. Д. Самарин был арестован на станции Брянск. По поводу его ареста и изъятого письма Патриарх Тихон вынужден был направить письмо в СНК, где писал, что поручил Самарину передать митрополиту Антонию его и Всероссийского Собора «взгляды по тогдашнему злободневному вопросу об автокефалии Украинской Церкви». Патриарх подчеркивал, что «поручение, данное Самарину, ничего политического, тем более контрреволюционного в себе не заключает», и просит Совет народных комиссаров снять этот пункт из обвинения, предъявленного А. Д. Самарину [136] .
136
Следственное дело Патриарха Тихона. С. 79–80. См. также письмо Патриарха Тихона в Совет народных комиссаров в защиту Самарина: «Просим освободить из тюремного заключения…» (Письма в защиту репрессированных / Сост. В. Гончаров, В. Нехотин. М., 1998. С. 27–28).
Связь с заграничными церковными деятелями делала вину Патриарха перед советской властью в глазах органов ОГПУ еще более тяжкой. В «Обвинительном заключении по делу гр. Беллавина и др.» говорилось, что «между Тихоном-Беллавиным и вождями зарубежной контрреволюции установилась с первых дней Октябрьской революции тесная и непрерывная связь, не прекращающаяся, в сущности говоря, ни в один из периодов борьбы белых против Красной Республики» [137] .
В следственное дело Патриарха Тихона попало несколько его подлинных писем к митрополиту Антонию (Храповицкому) 1918 г., по-видимому перехваченных властями [138] , и копии писем митрополита Антония 1921 г., скорее всего перлюстрированных в ОГПУ [139] .
137
Акты Святейшего Тихона… С. 234.
138
См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С. 660–663.
139
См.: Там же. С. 680–683, 691–692, 694.
С 1921 г. Патриарх переписывался и с митрополитом Евлогием (Георгиевским). В фонде митрополита Евлогия (Р-5919) в ГА РФ хранятся пять подлинных писем Патриарха Тихона [140] . Часть писем митрополита Евлогия в машинописных копиях оказалась в следственном деле Патриарха Тихона [141] . Они охватывают период с 1921 по 1922 г.
Большую роль в передаче документов Патриарху Тихону и от него зарубежному духовенству сыграл архимандрит Жировицкого монастыря Тихон (Шарапов), впоследствии епископ. Архимандрит Тихон был неутомимым и бесстрашным защитником православия в польских землях. В 1918 г. о. Тихона, тогда еще иеромонаха, назначают в г. Здолбуново, где он организует православное братство и начинает издавать журнал «Православие». Журнал вскоре был закрыт петлюровцами, а о. Тихон арестован вместе с архимандритом Виталием (Максименко) и вывезен в униатский монастырь в местечке Бучач. Здесь они присоединились к находившимся в заключении митрополиту Антонию (Храповицкому), архиепископу Евлогию (Георгиевскому) и епископу Никодиму (Кроткову). После освобождения о. Тихон остался на территории Польши в Здолбунове, где основал Здолбуновское Богородичное братство с целью защиты православия от притеснений со стороны поляков и оказания помощи раненым солдатам и беженцам из России.
140
ГА РФ. Ф. Р-5919. Оп. 1. Д. 105. Л. 1–12 об. См.: Переписка Святителя Тихона Патриарха Всероссийского и митрополита Евлогия (Георгиевского). 1921–1922 / Публ., коммент., предисл. Н. Ю. Лазарева // Ученые записки Российского Православного университета ап. Иоанна Богослова, 2000. Вып. 6. С. 93–111.
141
См.: Следственное дело Патриарха Тихона. С. 683–685, 686–688, 693–694, 696–697, 706–708.
В январе 1922 г. иеромонах Тихон приехал в Москву по поручению совета православных епископов для доклада в качестве дипломатического курьера одной из стран по согласованию с Наркоматом иностранных дел с целью ознакомить Св. Патриарха Тихона с положением Православной Церкви в Польше. Вернулся о. Тихон из этой поездки уже архимандритом.
Архимандрит Тихон оставил записки, где описал подробно свое посещение Патриарха и передачу ему портфеля с церковными документами из «заграницы». Эти записки под заголовком «Дипкурьер» воспроизводит М. Е. Губонин, познакомившийся и подружившийся с епископом в среднеазиатской ссылке.