Голоса прошлого

Чернышева Наталья Сергеевна

Девочка наша из комы так и не вышла. Состояние стабилизировалось, но паранормальной коррекции не подлежало. Наши коррекции всегда проводятся через кризис, то есть, перед окончательным выздоровлением происходит кратковременное ухудшение состояния. Как в общем, так и в частности, то есть грубо говоря, там, где проблема. Тропинина такую встряску не переживёт, очевидно. Оставался паллиатив: поддерживающая терапия и надежда вывести пациентку на тот порог, за которым смерть от интенсивного воздействия ей не грозит.

Геля Гартман навещала её каждый день. Сидела рядом, держала

за руку. Выглядела пугалом: исхудала, короткие волосы торчали ёжиком, я всерьёз опасалась, что в самом скором времени помощь целителя понадобится уже ей. На меня она не смотрела и всем своим видом показывала, что я – пустое место. Мне, опять же, было без разницы. Пока она не выдала признаки готовящегося обморока. Тогда я мстительно организовала ей поддерживающую терапию, попутно выяснив, что эта, с позволения сказать, коза не помнит, когда в последний раз нормально ела. Наверное, очень хотела голодной смертью поддержать своих близких, из которых одна готовилась к пересадке сердца, а вторая загрузилась в себя на неопределённый срок. Насмешками и злым словом я заставила её пообещать питаться нормально. На некоторых действует безотказно; Геля была из таких.

Но из терранского периода моей жизни мне запомнилось не знакомство с Гелей Гартман, нас сталкивало лбами потом ещё не раз, даже и после того, как я покинула Старую Терру, а совсем другая встреча…

Я сидела в кабинете паранормальной диагностики, на первичном приёме. Как известно, болезнь легче предупредить, чем лечить. Вот и шли ко мне люди. Те, кто мог позволить себе страховку отдела паранормальной медицины и те, кому она была прямо положена.

Мужчина, сорок четыре года. Пирокинетик, военный, космодеант Альфа– Геспина. В чине комадара – полевой командир. Серые глаза, светлые волосы, в общем, типичный для пирокинетиков фенотип. Рассказал, что был ранен, сейчас находится на восстановлении. Интересуется, когда сможет вернуться к действительной службе… и вообще.

У меня едва не вырвалось в ответ на его вопрос: «Никогда!» Успела прикусить язык. Сказалась наука профессора Таркнесса, да и доктора Девлятова тоже, будем честными.

Я видела. Первую, пока ещё слабую, буквально два– три волоса, седину на висках, признак надвигающегося гормонального срыва. Угнетение активности пиронейронной сети, уже выраженное. Вектор будущего, упёршийся в слепящую белую стену итога. Наверное, я не сумела удержать лица. Он всё понял. Очень спокойно воспринял, пирокинетики вообще очень спокойные люди. Не подверженные спонтанным эмоциям…

– Сколько, доктор? – прямо спросил он.

Я отвела взгляд и как раз на окно терминала, на выведенную в плоскость экрана личную карточку. Жаров Игорь Владимирович, значилось там, в верхнем поле. Фамилия показалась знакомой.

– Три– четыре года, – тихо ответила я на вопрос. – Может быть, пять. Простите…

– Не извиняйтесь, доктор, – мягко сказал он. – Не надо. Вы не виноваты…

Он ещё меня утешал! Я стиснула пальцы, до хруста. Вспышкой пришла память: ангар на станции Кларенс, разлитая в воздухе смерть и солдат федеральных сил с вопросом: «Живы, девчонки?» С информационной

строчкой на броне: Жаров И.И, RH II– . Он! Точно – он…

– Не говорите моей невесте, доктор, – попросил он. – Скажу ей сам.

Я кивнула. Невеста. Поздновато, с его– то паранормой, с его профессией и в его возрасте. Но что я… Его личное дело, имеет полное право.

– Простите, – беспомощно сказала я ещё раз.

Он кивнул, по– военному чётко. Сказал:

– Не переживайте, доктор. Я – жил. На острие атаки, – тут он скупо улыбнулся, – защищая тех, кого должен был защитить. Не так плохо, если подумать. Всё хорошо, доктор.

Он снова меня утешал! Невыносимо.

Ушёл. Он был последним в очереди, на сегодня приём окончен. И я заметалась по кабинету, тоске и бессильной ярости. Как же это несправедливо, несправедливо, несправедливо! Сорок восемь лет, это же ни о чём! Не жизнь, а оборванная фраза. За что? В то время, как другие, половинки ногтя комадара Жарова не стоившие, будут жить и радоваться жизни…

Большое панорамное стекло, за которым вымерзал в светлый весенний вечер город, внезапно покрылось сетью зловещих трещин и лопнуло. С печальным звоном хлынули вниз сверкающие осколки. А в кабинет ворвался ледяной ветер.

– Что, Ламберт, слетела с нарезки? – осведомился доктор Девлятов, узнав о случившемся.

Я виновато промолчала. Надо держать себя в руках. Мы оперируем громадными силами, на станции Кларенс я лично убедилась, насколько громадными; надо держать контроль и не позволять себе глупостей. Такие глупости легко оборачиваются большой бедой. Хорошо, что стекло никого не поранило, потому что эта часть здания выходит на безлюдный парк рекреационной зоны. Но ведь могло быть и наоборот.

– А дальше будет только хуже, – сказал Сергей Семёнович. – С чего хоть? Что случилось?

– Ничего, – буркнула я, объяснять не хотелось.

– Ну– ка, посмотри мне в глаза, – потребовал он. – Ламберт!

– Не буду, – окрысилась я, опуская голову и разглядывая носки собственной обуви. – У вас второй ранг… не буду!

– Смотри, – сказал доктор Девлятов неодобрительно. – Что– то мне кажется, что ты у нас не задержишься. С таким– то настроем.

Я промолчала. Я что– то чувствовала… как и он. Что– то. Мне тоже казалось, что летом меня здесь уже не будет. Пугающая перспектива. Я даже не представляла себе, куда я могу отсюда деться. И что случится такого, что я уйду из госпиталя и вообще с Терры. Не ольров же снова принесёт? Это было бы уже слишком.

После окончания смены я зашла в рекреационную зону, посидеть немного за чашкой кофе. Кофе полагался тот самый, по значку психокинетической паранормы. Гадость. Выпить одним глотком, не морщась. После чего взять себе нормальный кофе и уже с ним почувствовать себя живой.

– Энн!

Я подскочила, оборачиваясь на не возможный здесь знакомый голос. Конечно, пролила и обожглась! Но я не ошиблась, это была Ане Ламель, моя подруга со станции Кларенс.

– А я думаю, ты или не ты, – радостно сообщила она, усаживаясь напротив. – Ты позволишь?.. – я закивала. – И решила, что ты. Вот.