Голоса с улицы
Шрифт:
Минутная пауза. Хедли представил Маршу: костлявое лицо с впалыми глазами и слегка приоткрытыми бледными губами смотрит прямо перед собой, анализируя его слова, интонацию. Она истолковывает их то так, то этак, пытаясь понять, что он чувствует. Задача не из простых… Его чувства сплелись в запутанный клубок. И, наверное, Марша, это почуяла: казалось, она знает, что творится у него в душе.
– Хорошо, – согласилась она. – Вы освобождаетесь в шесть?
– Чуть позже. Нужно еще пересчитать деньги и заменить кассовую ленту. Все выключить и закрыть магазин. Примерно в четверть седьмого.
– Я заеду
– Да?
– Прихватите пару своих работ.
С минуту Хедли не мог понять, что она имеет в виду, но потом догадался, что Марша говорит о его рисунках.
– Ладно, – сказал Хедли, поневоле оживившись, но тут же осознал, как трудно будет вынести их из дома. – То есть…
– Увидимся в четверть седьмого, – холодно перебила Марша. – До свидания, дорогой… Мне пора бежать.
Она повесила трубку.
Взопрев от недоброго предчувствия, Хедли повернулся к двум старухам, которые грозно стояли у прилавка, зажав между собой сетчатую хозяйственную сумку. Марша явно что-то затевала. Стоила планы без его ведома или согласия.
– Чем я могу вам помочь? – машинально спросил Хедли, протягивая руку к сумке. Он различил прямоугольные очертания втиснутого туда старого приемничка «скотти». – Какие-то проблемы? – рассеянно поинтересовался он. Трудно сказать, что задумала Марша, ведь она способна на все. Но ему хотелось встретиться с Бекхаймом. В сущности, игра стоила свеч. Ради знакомства с Бекхаймом можно пойти на что угодно. – Какие проблемы? – снова спросил он пожилых дам. – Что с вашим приемником?
Во многих смыслах это было ошибкой – и он это знал. Но, вопреки собственному дурному предчувствию, вопреки ощущению, что он выставляет напоказ свою личную жизнь и собственный внутренний мир, в четверг утром Хедли все-таки достал рисунки из шкафа. Было десять минут девятого: Эллен еще спала. Он не стал ее будить. Сам приготовил себе завтрак, умылся, наспех и очень тихо побрился. Оделся, схватил пальто, шляпу и на цыпочках подошел к двери спальни.
Эллен растянулась посреди кровати, каштановые волосы разметались по подушке и простыням, одна рука безвольно вытянулась. Он слышал, как она дышит: негромкое, затрудненное дыхание означало глубокий сон. Хедли достал из шкафа пыльный сверток с рисунками – коричневый пакет, перевязанный толстым оберточным шпагатом. Он вынес сверток из квартиры и, поставив его в коридоре, запер за собой дверь, а затем поспешил вместе с рисунками в магазин.
Они простояли до вечера внизу – в отделе обслуживания, втиснутые стоймя между залежалыми телевизорами и установками для центробежной сушки.
В четыре часа торговля стала замирать. Палящее июльское солнце сверкало на тротуаре и заглядывало в магазин: телеэкраны померкли, превратившись в серые квадраты с неубедительными тенями. Непрерывными рядами грохотали автомобили. Фергессон повез на своем «понтиаке» радиолу, которую продал другу детства. В полшестого приехал Олсен на магазинном грузовике и, навьюченный корпусами радиоприемников, с трудом протиснулся внутрь.
Когда Хедли показывал молодой паре настольный телевизор «зенит» с семнадцатидюймовым экраном, в магазин вошла Марша. Он почувствовал спинным мозгом, как ее стройная
Марша заняла место в конце прилавка и стала молча наблюдать. Она стояла, будто часть постоянного оборудования, скрестив руки, положив сумочку рядом с испытателем радиоламп и слегка прислонившись к кассовому аппарату. Выгнувшись тощим телом, Марша сверлила взглядом затылок Хедли и молодую пару, покупавшую «зенит»: все трое явственно это ощущали.
– Нам нужно подумать, – нервно улыбнувшись, сказал молодой человек. – В наше время это целое состояние, – жена настойчиво потянула его за руку. – Мы еще вернемся – просто нужно немного пораскинуть мозгами… Понимаете?
Хедли вручил им свою визитку и проводил до слепящего тротуара. Прежде чем вернуться, он минуту помедлил. Хорошо бы остаться там и смотреть на прохожих, вдыхать знойный июльский воздух. Но он должен вернуться: Хедли это знал. Выбора не было. Когда Стюарт снова вошел в магазин, Марша по-прежнему наблюдала за ним, не спуская с него глаз.
– Привет, – буркнул Хедли.
– Вот кто ваши основные покупатели? – без всякого предисловия сказала она.
Он досадливо пожал плечами.
– По-разному бывает, – Хедли достал из кассового аппарат сегодняшние чеки и принялся их сортировать. – Рановато вы: я освобожусь только через полчаса.
– Мне нужно кое-что захватить в аптеке. Я просто решила заскочить и убедиться, что вы не забыли. Рисунки взяли?
– В подвале.
– Закурить не найдется?
Хедли смиренно предложил ей пачку. Марша взяла одну сигарету, и он поднес огонь. В дальнем конце магазина стоял Джек В. Уайт, заложив руки за спину и расставив ноги, точно солдат по команде «вольно». Он наблюдал за Хедли и Маршей с искренним интересом, с нездоровым, безграничным любопытством продавца.
– Кто этот человек? – сощурившись, спросила Марша.
– Джек Уайт. Продавец, как и я.
– Тот, кто снял трубку, когда я звонила в первый раз?
– Да, это он.
Марша смерила Уайта холодным взором, подобрала сумочку и направилась к двери. Сегодня вместо слаксов и рубашки она надела строгий английский летний костюм – мужской и дорогой, кожаные туфли на низком каблуке и повесила на плечо большую квадратную сумочку.
– Я подожду вас в машине, – сказала Марша. – Я припарковалась в квартале отсюда, у винного магазина.
– Хорошо, – с облегчением сказал Хедли. Она все же не будет тут ошиваться. – Я постараюсь закрыться как можно быстрее. Не волнуйтесь, если я не приду к четверти седьмого… Иногда это затягивается до половины.
Марша кивнула и быстро вышла из магазина.
Немного опасаясь, что она вернется, Хедли внимательно следил за дверью, пока не ушел последний клиент, и тогда закрыл дверь на замок. Марша так и не появилась. Они опустили жалюзи и включили дежурную лампочку; Джек Уайт проверил все телевизоры на нижнем этаже и выключил главные рубильники; стоя у кассы, Хедли принялся считать деньги и раскладывать их по серым матерчатым мешочкам.
– Что ни день, то денежка, – возвестил Джек Уайт, шагая мимо прилавка к выходу. – Закончишь без меня, старик?