Голова королевы. Том 1
Шрифт:
— Мир в жилище королевы! Правая рука, поднявшая оружие в пределах Голируда, подлежит отсечению топором палача!
Возбужденная толпа опомнилась, ее отрезвила скорее гордая, полная достоинства осанка могущественного лорда, чем его угроза, и ропот недовольства перешел в громкое ликование, когда лорд Стюарт обратился к Боскозелю, сгоряча вынувшему меч из ножен.
— Маркиз, ведь вы не во Франции. Королеву Шотландии защитит рука шотландца и шотландская верность, меч гостя слишком слаб.
Боскозель потерпел поражение. И, сжав зубы, вложил меч в ножны.
— Милорд, — сказал
— Маркиз, — с надменной улыбкой возразил Стюарт, — я не выражал вам ни одобрения, ни порицания, иначе сделал бы это в понятной форме, не допускающей никаких «или». Но, кажется, вы ищете ссоры со мной и другими. Пожалуй, вы недовольны тем, что мы — не французы?
— Милорд, эта насмешка…
— Только ответ на ваш вызов. Неужели вы собираетесь вызывать на дуэль каждого, кто служит королеве? Если вы приближенный Марии, а, кажется, так оно и есть, то вы можете принести королеве истинную пользу, если посоветуете ей или отвечать доверием на доверие, или сесть на галеру и покинуть Шотландию. Потому что не собираетесь же вы один завоевать всю страну?
Боскозель чувствовал себя пристыженным, но также и обиженным. Тон его противника был оскорбителен, хотя упрек более чем справедлив. Безрассудство подвергло бы опасности королеву, а его тщеславие скомпрометировало бы ее, если бы тот самый человек, против которого он предостерегал Марию, с помощью своего влияния не послужил ей щитом, о который разбились волны мятежа.
Чего бы не дал Боскозель за то, чтобы сделаться другом Стюарта! В эту минуту он почувствовал, что не кто иной как Джэмс Стюарт в состоянии дать королеве ее государство или отнять его. Вдобавок он был единственным лордом, который, как брат, не мог добиваться руки Марии, и вместе с тем желал, чтобы она подарила свое сердце кому-нибудь, кто бы стал его соперником в Шотландии или чье высокое происхождение сделало бы его тогда второстепенным лицом в стране. Скорее он помышлял о таком супруге для своей сестры, честолюбие которого не шло бы дальше того, чтобы не делить ни с кем ее любовь. Мог ли Стюарт найти для королевы более подходящего жениха, чем он, Боскозель? Если бы он не был таким сумасбродом, то мог ли найти себе более могущественного ходатая, чем лорд Джэмс?
Однако искать дружбы этого человека было слишком поздно. Боскозель видел, что ему брошен вызов не на жизнь, а на смерть, и принял его.
— Милорд, — сказал он с ненавистью, — пожалуй, Марии Стюарт нужна победа только над одним человеком, чтобы завоевать Шотландию, и тогда моя задача была бы не слишком трудна.
— А кто же этот человек, маркиз?
— Тот самый, чья прихоть может вызывать и укрощать ярость мятежа.
Джэмс Стюарт был задет за живое. Он считал Боскозеля трусом и не ожидал от него столько меткого замечания, разоблачавшего его интригу.
— Значит, вы объявляете мне открытую войну? — спросил Джэмс.
— Да, милорд, с того момента, когда вы обратите свою волю против королевы.
Стюарт мрачно насупился, уставившись
— Считайте этот момент с настоящего часа! — сказал он. — Для блага королевы я употреблю свое влияние и там, где женская слабость слишком снисходительна к надменному чужеземцу.
— За это слово вы ответите мне, милорд…
— Перед троном, маркиз! — сказал Джэмс Стюарт, поклонился и пошел через двор к замку распорядиться, чтобы богослужение не встретило больше никакой помехи.
Мария преклонила колени перед Господом и со слезами изливала у подножия алтаря тревогу своего сердца. Никогда еще не чувствовала она так сильно бремени королевского ненца, как в ту минуту, когда грубая сила пыталась противиться ей, когда ее подданные поднялись на священнослужителей церкви и даже само появление ее особы не принудило бушевавшую толпу к почтительности. Она очутилась среди еретиков и должна была искать любви народа, который противился ее вере. Насколько иначе принимали ее во Франции!
— Чем должно кончится все это? — спрашивала Мария. — Как я справлюсь с этой грубой толпой?
— Утешайся верой, — увещевал ее священник. — Кто вытерпит здесь, тот будет увенчан на небе. Не унывай, дочь моя, потому что с тобой Господь и Пресвятая Дева. В Писании сказано: «Кто ради Меня несет крест, того Я возвеличу». Имей терпение. Божественный совет озарит этот мрак. Обещай сильным и могущественным свободу веры, если они не станут препятствовать тебе служить Богу по-твоему. Будь ангелом мира, успокой ум и предоставь Господу заботу о благе Его церкви. Ты полна прелести, пускай это милое очарование завоевывает сердца твоих врагов. Терпи, пока не сделаешься сильней, чтобы господствовать, подчиняйся, пока не приобретешь власти повелевать!
Однако слова утешения не могли осушить слезы королевы. Глубоко оскобленная, напуганная и встревоженная за свое будущее, покинула Мария капеллу и направилась к парадному крыльцу замка.
Знатнейшие дворяне ожидали ее в большом зале. Она протянула руку Джэмсу Стюарту.
— Я здесь не королева, — сказала она, — а гонимая, обязанная благодарить за великодушную защиту.
Никогда еще Мария не была прекраснее, чем в эту минуту, ее лицо выражало трогательную беспомощность, а в ее кротких чертах отражался горький упрек вместе с безмолвной жалобой. Взволнованные, растроганные ее словами, пристыженные оскорблением, которому подверглась королева, воодушевленные желанием показать этой женщине, что ее мольба не осталась напрасной, лорды обступили ее и принесли ей клятву верности.
— Клянусь моей жизнью, — воскликнул Стюарт, — я готов прибить к зубцам этого замка голову изменника, который вздумал бы проникнуть в пределы Голируда! Вы должны беспрепятственно совершать ваши богослужения, как и где вам угодно. Только прикажите — и строгий уголовный суд воздаст тем, кто осмелился сегодня нарушить мир в королевском замке!
Мария улыбнулась сквозь слезы. Она читала по всем лицам, что покорила сердца, и этот триумф ее красоты поднял в ней упавшее мужество.