Головнин. Дважды плененный
Шрифт:
По-иному вели себя с русскими коренные обитатели, индейцы. Распознав характер пришельцев, они крепко подружились с ними. Жена Кускова, освоив диалект индейцев, учила грамоте их детей, индианки выходили замуж за «промышленных» русских. Жители свободно, в одиночку охотились в соседних лесах, ночевали в стойбищах индейцев.
В прошлом году Кусков по просьбе Гагемейстера заключил с главными вождями краснокожих договор, по которому индейские племена добровольно уступили россиянам все окрестные земли. Один из их вождей, Валенила,
Стоя на высоком отвесном берегу океана, Иван Кусков временами поднимал подзорную трубу, вглядывался в далекий рейд залива Румянцева. А из стремнины, под ногами, едва доносился шум прибоя. Неделю бесновался океан. Сто шестьдесят шесть ступеней, вырубленных в скале, вели от прибрежной полосы, сюда, наверх и к стенам крепости.
Вскинув подзорную трубу, Кусков наконец-то увидел в далеком мареве едва приметные белоснежные паруса. Он крикнул алеутов:
— Готовьте три байдары, пойдем в бухту, там корабль с правителем.
На полпути, часа через три, навстречу им из залива Румянцева спешила байдарка. Служитель компании передал письмо Головнина.
— В бухте стал на якорь корабль «Камчатка» под командой их благородия капитана Головнина. Они просят у вас провизии, мяса, зелени и прочее.
Кусков отправил одну байдарку обратно в крепость готовить припасы.
Перед заходом солнца он поднялся по трапу на борт «Камчатки».
— А я ожидал господина правителя, — признался Кусков.
— Он задержался в Монтеррее, потому меня просил зайти в Росс, передать вам некоторые припасы и бумаги для отправки в Россию. — Головнин тоже говорил откровенно. — Да я и сам о том подумывал. Быть в ваших краях и не побывать на берегу. Далеко ли здесь стойбище индейцев?
— Час ходу на лошадях.
— Вот и чудесно. Ветер будто заходит к весту, прибой утихомирился, и мы завтра же съедем на берег.
Экипаж утром возил воду с берега, матросы в речке стирали белье, а командир отправился в стан к индейцам. С большим почтением встретил его вождь Валенила. Узнав, что гость из далекой столицы России, он через переводчика-алеута попросил:
— Мы считаем русских своими братьями, в отличие от наших смертельных врагов, испанцев. Мы готовы со своими племенами стать под вашу державу.
— Сие большая политика нашего государя, но я доложу о вашем желании.
Все выпытывал Головнин у индейцев. Питались они неприхотливо — всем живым вокруг, кроме ядовитых змей. Охотились на оленей самые ловкие, напялив чучело головы оленя и прикрывшись шкурой, пробирались в пасущиеся стада и били зверя. В полях много дикой ржи, в лесу — желудей.
На следующий день вождь Валенила вдруг пожаловал на «Камчатку». Ходил по палубам, трогал пушки, одобрительно цокал языком. После угощения в каюте командира через алеута пояснил цель визита.
— Наши люди
Головнин впервые столкнулся с такой неподдельной привязанностью и симпатиями к России. Он вызвал шкипера Петра Лобанова.
— Сыщи-ка самый крупный флаг российский, трехцветный, и принеси.
Увидев в руках у командира развернутый флаг, Валенила встал, отступил на шаг, приложил руку к сердцу.
— Береги сие знамя, — торжественно сказал Головнин, передавая ему флаг, — он стоит крови и жизни многих сыновей России.
Вождь бережно принял полотнище, приложил его ко лбу и сердцу.
— Мы будем оберегать его пуще наших жизней… Едва байдара отвалила от трапа, на верхней палубе, по кубрикам разлилась трель боцманской дудки, репетуя команду:
— По местам стоять! С якоря сниматься! Паруса ставить!
Шлюп, одевшись парусами, направился на рейд форта Росс. Головнин не терял надежды побывать в крепости, но океан и небо и на этот раз встали на его пути. На переходе ночью заморосило, небо заволокло тучами, утром нашел туман. «Камчатка» легла в дрейф, к борту подошла большая лодка.
— Господин Кусков приглашает вас и господ офицеров побывать у него, — передал командиру служитель.
— Передай нашу признательность Ивану Александровичу, но я в такую непогоду оставить под парусами шлюп не могу. А ты скажи ему, что мы ждем его самого в гости.
Кусков не замедлил себя ждать, привез свежие припасы.
— Вот вам копия акта, что вы просили. В нем значится, что земля здешняя навеки индейцами уступлена русским.
За ужином разговорились, Головнин хвалил Кускова, а тот вдруг сказал:
— Через годик-другой отъедем с супругой в родные края, на вологодскую сторону, уже порешили.
— С чего так? — удивился Головнин.
— Нынче мой благодетель Баранов Александр Андреевич покидает нашу землю. А я без него не смогу, пусто станет на душе.
Головнин разлил из графинчика наливки, чокнулись.
— Вы-то в какие места отсюда? — поинтересовался Кусков.
— На Сандвичевы острова.
— Хаживали туда наши посудины, благодатные места, рай земной, сказывают. Попутного ветра вам…
Покидая рейд, Головнин, скупой на похвалы, отметил множество славных дел Кускова, а в конце заметил: «Г-н Кусков умеет пользоваться добрым свойством климата и плодородием земли; он такой человек, которому подобного едва ли компания имеет другого в службе; и если бы во всех ее селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно увеличились и она избежала бы многих нареканий, ныне директорами ее без причины претерпеваемых».