Головолапная
Шрифт:
Навстречу этой совершенно нормальной собаке дернулось что-то похожее на восторженное чувство, когда понимаешь, что спасен! Но уже через миг из-за того же куста вышла девушка с телефоном. Из ее головы торчали в беспорядке паучьи лапы: длинные и короткие, черные и выцветшие до белизны, узловатые и тонко-изящные.
— Последний раз говорю, мама, мне надо разобраться: хочу я быть вместе с ним или я боюсь остаться одна.
«Знакомо», — вздохнула Гата.
— Гав!
Собака постояла, махая хвостом и внимательно глядя на Гату, лежащую на рельсах. Потом резко сорвалась с места, будто вспомнила про срочное жизненно-важное дело. Голос девушки с телефоном удалялся, растворялся в гуле машин, едущих по улице за зеленой зоной, в грохоте железных плит, по которым пересекали переезд два грузовика с логотипом известного супермаркета… Из кабины одного грузовика лилась громкая песня:
«Добрых дел мастер с похмелья злой,
Добрых дел мастер ушел в запой…»
«Добрых дел мастер… злой и без похмелья, — ворчливо подумала Гата. — Да и не добрых дел он мастер…. Натворил тут всякого…»
Переезд предательски молчал, поезда все не было. День перевалил за середину, было жарко, хотелось есть, а мысли о поезде, который где-то застрял или не едет, потому что сейчас перерыв в электричках, постепенно вытесняли мысли о воде. Сильно жгло кожу на руке, развернутой к солнцу.
«Обгорю скоро. Потом найдут мое тело, посмотрят на левую руку, загоревшую больше, чем правая. Решат, что я — водитель и много времени при жизни проводила за рулем. А я и водить-то не умею».
У самого носа покачивался одуванчик: голый трубчатый стебель торчал из розетки резных листьев, на стебле не было цветка. Срезало поездом или, может, пнул кто-то из тех, кто выпивал под кустами. На верхушке трубочка ссохлась, покоричневела. К этому сухому обломку направлялся по гладкому стеблю паучок. Такой маленький, что даже на расстоянии в десяток сантиметров от лица Гата с трудом различала его тонюсенькие нитевидные лапки.
— Ползет в тупик и не боится, — хмыкнула Гата, удивляясь. — Эй! Товарищ! Выход в другую сторону.
Сама того не понимая, она создала новую тонкую, как зубочистка, лапку. Вытянула ее откуда-то из левого виска и протянула к паучку,
Гата задумчиво на него смотрела, а он, похоже, ждал от нее какого-то действия, чтобы самому определить: подниматься обратно на одуванчик или все бросить и свалиться на землю. Напряженные гляделки тянулись и тянулись.
«Помнится… Неточно, но что-то такое… приметы какие-то… вроде, когда паук спускается перед вами на паутинке, то это хороший признак, к приятной встрече или к новому знакомству, — Гата невольно улыбнулась. — А что если соединить приметы про пауков с нынешним моим… взглядом на мир? Тогда выйдет, например: если я схожу в клуб парашютистов и посмотрю, как они будут спускаться, то наберу новых приятных знакомств. А если взять примету, когда паук ползет по стене вверх, и это к повышению благосостояния…»
Она медленно поднялась, распрямляя затекшие плечи, крутя уставшей головой. Погладила горячую сухую кожу на левой руке — придется не один раз смазать кремом после загара, чтобы не получить ожог.
«То есть… безумно, конечно, но… если я пойду в клуб скалолазания и там посмотрю на тренирующихся с этими паучьими лапами, на поднимающихся по стенам, то мне… мне зарплату прибавят?.. А если с Лидой пойдем, то и ей тоже?.. Суеверие и бред с нелепицей, но… Кстати! Я никогда не пробовала писать в жанре абсурда!.. Неплохой якорь в безумной реальности».
Гата отряхнулась, пригладила лохматые волосы, выбросив попавшие туда травинки. Пересекла снова дорогу, ведущую к каменной арке кладбища, прошла мимо мемориала и старого тополя. Рядом с церковью, откуда доносились по громкоговорителю гудящие песнопения, свернула на тропку к лазу в заборе и наконец выбралась на проспект к жилому комплексу.
Шла спокойно и без страхов. По пути собрала основной сюжет для новой повести: абсурдной и вздорной, мистической и запутанной, полной нелогичных сюжетных поворотов и с гротескной кульминацией, где сильный главный герой побеждал всех своих врагов мечом, созвездием и мартом.