Голубая бусина на медной ладони
Шрифт:
Глава 5
КАК ЧИТАТЬ КНИГУ СУДЕБ?
Как-то раз, присутствуя на соколиной охоте и наблюдая за тем, как ловчая птица настигает свою пернатую жертву, уже упоминавшийся поэт аль-Мутанабби сочинил грустный экспромт:
Вслед за птицами устремляются их судьбы на свистящих и пронзительных крылах. Словно перья их прилажены к стрелам, оперение распушившим на ветрах. Словно каламов заостренных тростинки очищает вмиг чистых перьев взмах. Он настиг ее и с налету прикончил, иСлова «всем назначен день смерти» превратились в пословицу, отражающую отношение арабов к судьбе. Тема судьбы, как ее трактует доисламская и средневековая мусульманская литература, была предметом изучения неоднократно: за рубежом о ней писали В. Каскель и X. Ринггрен, у нас — М. Пиотровский. Пеструю и богатую арабскую лексику, связанную с этой темой, ученые обычно делят на три группы.
Самая древняя из них видит в судьбе предопределенную участь, гибель, смерть. Смысл этот чаще всего передается словом «манийя». От того же корня образовано имя доисламской богини судьбы Манат. Неотвратимая судьба имела устойчивые атрибуты — «ножницы манийи», «путы манийи». В исламскую эпоху слово постепенно лишилось оттенка предопределения и стало обозначать просто смерть.
Вторая, более поздняя, группа ставит знак равенства между судьбой и временем: «дахр» — «век», «рок» и «заман» — обобщенное время, распадающееся на дни и ночи. Ход времени непреодолим и неизменяем, поэтому время и есть судьба. Эта идея близка иранской, олицетворенной Зурваном — божеством времени-судьбы, и античной с ее Кроном — богом всепоглощающего времени. Родоплеменное общество доисламской Аравии не создало развитых представлений о бессмертии души, о воскрешении и потустороннем существовании. Для бедуина единственная реальность заключена в земной жизни, срок которой конечен, ибо от клыков времени не уйти никому. В исламский период слова этой группы сохранили оттенок фатализма, а под словом «дахр» («век») иногда подразумевался Аллах.
И наконец, последняя группа, отражающая представления о судьбе не как о безличном и неотвратимом роке, а как о проявлении воли всесильного и единого бога. Судьба в этом случае обозначалась словами «када» или «кадар». Эта точка зрения, победившая в исламе, все же не сумела отменить более старые представления, отзвуки которых сохраняются и поныне.
Вскоре после утверждения ислама споры вокруг понятия судьбы вылились в ожесточенную борьбу между кадаритами и джабаритами, или сторонниками свободы воли и приверженцами учения о предопределении. Русский востоковед академик В. В. Бартольд считал, что слово «кадар» применительно к первым надо понимать как «власть человека над своими поступками», противоположное понятию «джабр» — «насилие», «притеснение». Теперь судьба связывалась с новым для аравитян понятием искупления, сулившего праведникам рай, грешникам — ад. Если все в мире, рассуждали кадариты, предначертано Аллахом, включая добрые и дурные поступки людей, значит, одни из сынов Адама изначально обречены на райское блаженство, а другие — на муки в адском пламени, что несовместимо с определением бога как справедливого и милосердного. Отсюда неизбежный вывод, заключали они: человек лично ответствен за свою судьбу и сам решает, исполнять или не исполнять божьи предписания, ибо в Коране сказано о грешниках: «Аллах не был таков, чтобы их притеснять; но они сами себя притесняли!» (XXX, 8). Нет, возражали джабариты, Аллах всемогущ и всеведущ, он говорит людям в Коране: «Аллах создал вас и то, что вы делаете» (XXXVII, 94), поэтому признавать человека творцом своих поступков означает признание двух творцов — бога и человека, а это страшный грех многобожия. Полагайтесь только на Аллаха, учили они, не страшитесь земных испытаний, ибо судьба человека и его смертный час заранее записаны в Книге Судеб.
Для мусульман Книга Судеб — это Коран. К тому же считается, что на каждого смертного ангелы заводят специальный свиток, куда заносятся все его деяния; свиток этот зачитывается после кончины и якобы будет служить основанием для «последнего решения» участи человека в судный день.
В христианстве споры о предопределении и свободе воли начались еще до возникновения ислама. Так, в пятом веке учение о свободе воли было осуждено церковью как еретическое, а его противник Блаженный Августин причислен к лику святых. Однако учение о предопределении не стало христианским догматом: в восьмом веке один из первых христианских критиков ислама Иоанн Дамаскин защищает учение о свободе воли, противопоставляя его вере мусульман в предначертанность всего сущего. После поражения кадаритов, а вместе с ними и более широкого культурно-религиозного движения мутазилитов, или «отделившихся», к которым принадлежал и средневековый рационалист аль-Джахиз, представление
Между тем дело обстояло не так просто. В мусульманской схоластической догматике, сложившейся в десятом веке и получившей название «калам» — «слово», этот вопрос так и не был решен. Один из создателей калама — аль-Ашари пытался отбросить крайности мнений кадаритов и джабаритов. Он разделял «када» и «кадар», придавая первому значение общего решения Аллаха относительно мира, а второму — частное применение этого решения относительно конкретного человека. И хотя аль-Ашари признавал, что человек создан Аллахом со всеми своими будущими поступками, он подчеркивал, что личность «присваивает» себе кадар как проявление воли божьей, воображая, что это он, человек, обладает и свободой воли и свободой выбора. Очевидно, что эта теория не снимает старые противоречия, выявленные кадаритами. Если воля Аллаха абсолютна, в чем же заключается моральное обоснование загробного воздаяния за земные поступки? Где различия между добром и злом?
По-иному отвечал на эти вопросы второй из основателей калама — аль-Матуриди. Опираясь на мнение своего учителя Абу Ханифы, он утверждал, что дурные дела творятся с соизволения, но не по желанию Аллаха. Согласно аль-Матуриди, человек сотворен со свободой воли и выбора; Аллах помогает ему в добром и «покидает его» в злом, воздавая ему по заслугам в загробной жизни. Но как соотнести свободу человеческой воли и всемогущество Аллаха? Ответа, естественно, не было дано.
Учение аль-Ашари получило признание в мусульманской религиозно-правовой школе шафиитов, учение аль-Матуриди поддержано ханифитами, но это не единственные точки зрения, существующие в исламе по поводу предопределения и свободы воли.
Простые мусульмане были далеки от схоластических споров, их представления о судьбе изменялись медленно, сохранив немало общего с кругом понятий доисламской эпохи. Чтобы узнать неведомое, часто обращались к гаданию, ворожбе, «черной» и «белой» магии.
Вера в ворожбу у арабов существовала издавна. Об этом упоминают Цицерон и некоторые другие древние авторы. Египтяне считают, что самые «сильные» колдуны происходят из Йемена; йеменцы, напротив, убеждены, что родина волхвов и кудесников — Египет и Северная Африка.
Существуют сложнейшая и запутанная классификация видов ворожбы и множество арабских слов для их обозначения, собранных и прокомментированных в объемистом труде современного арабского исследователя Тауфика Фахда. Главное разделение — на «духовную» магию, которую ислам считает настоящей, и на магию «природную», или «ложную», когда зрителя доводят до галлюцинаций с помощью благовоний и наркотиков.
Духовная магия бывает двух уровней — «высокая», или «связанная с Милосердным» (то есть с Аллахом), и «низкая», или «дьявольская». «Высокая» магия и есть «белая»: считается, что она преследует благородные цели, к ней прибегают благочестивые люди, пользующиеся поддержкой Аллаха, сонма небесных ангелов и добрых джиннов, исповедующих ислам. Сокровенные имена сил добра и обращенные к ним заклинания содержатся, как считает мусульманская традиция, в старых свитках и преданиях предков. Самое важное из этих имен — «величайшее имя», или сотое из прозваний Аллаха, известное лишь его посланникам и пророкам. Мусульмане верят, что оно в мгновение ока переносит человека туда, куда он пожелает, воскрешает мертвых и убивает живых и совершает прочие «чудеса». Рассказывают, что самые праведные из мусульманских вали («святых») владели тайной этого имени, а их сподвижники истово служили им, надеясь когда-нибудь узнать его тайну. Одного такого ученика вали послал передать по назначению блюдо, завязанное в платок. Конечно, по пути тот развязал узел и заглянул в блюдо: оттуда выскочила крыса и убежала. «Вот видишь, — сказал вали, когда ученик вернулся, не выполнив поручения. — Ты хочешь узнать величайшее имя, а тебе нельзя доверить даже крысу на блюде!»
«Низкая» магия во всем противоположна «высокой». К ней прибегают нечестивцы ради черных, дурных целей, а помощь им оказывают повелитель злых шайтанов Иблис и все его воинство. Между «белой» и «черной» ворожбой лежит целый спектр оттенков и переходов. Что же касается способов гадания, то, как уже говорилось, арабы чаще всего обращались для этого к камням, деревьям и птицам.
Камни, скалы, горы… Задолго до ислама аравитяне поклонялись метеоритам; один из них приобрел особую известность и в мусульманском культе. Это Черный камень, укрепленный в одном из наружных углов прямоугольного здания Каабы — посреди двора Большой мекканской мечети. Окруженный овальной рамкой из серебра, он стерт губами многих миллионов паломников, верящих в то, что некогда камень был белым, но почернел от грехов человеческих. Большие камни, напоминающие силуэты живых существ, становились племенными идолами. Им приносили жертвы, воскуряли благовония, у них просили совета. Арабские предания обычно связывают получение пророчества или откровения с пещерами или вершинами гор. Эта традиция подхвачена исламом, утверждающим, что за всю историю мира у Аллаха было 313 апостолов и 124 тысячи пророков.