Голубая ива
Шрифт:
Артемас. Она ощутила лишь сочувствие. На его волевом лице застыло выражение тревоги и печали. Черное пальто было накинуто поверх костюма, дождь уже пригладил его волосы. Надо войти в дом, хотя бы ради него.
Он протянул руку. Она не отказалась от помощи. Его страдание передалось ей через рукопожатие, она сочувственно обняла его, он вздрогнул и крепко обнял. Лили склонила голову ему на плечо, он коснулся щекой ее шеи. В течение этого короткого момента желание стерло все остальное.
— Нет необходимости стоять здесь
Собака не спеша вошла вслед за ними.
Мистер Тамберлайн, нахмурившись, стоял посреди комнаты. Мод и Большая Сис ожидали рядом. Все трое застыли в неловком молчании.
— Вот, — раздался голос Маленькой Сис, которая вынесла из кабинета полотенца.
Одно полотенце она накинула на голову Лили, другое протянула Артемасу. Он вытер лицо и руки, положил полотенце на камин. Маленькая Сис кивнула на его промокшее пальто, он сложил его и передал старушке без единого лишнего движения. Затем резко сказал:
— Я подожду здесь, пока Лили переоденется.
— В этом нет нужды, — ответила Лили.
Она прикрыла полотенцем плечи и уселась на мягкий голубой диван. Люпа вытянулась на коврике рядом.
Словно по команде Тамберлайн повернулся к Мод и сестрам:
— Я был бы очень признателен за чашку горячего чая.
— Можем предложить вам чего-нибудь и покрепче, — ответила Мод, бросив беспокойный взгляд на Артемаса.
Маленькая Сис взяла Тамберлайна под руку:
— Пойдемте с нами. Не секрет, что вы любите побаловаться коньячком.
— Какая проницательность! Благодарю вас.
Он в сопровождении троицы двинулся из кабинета. Артемас закрыл за ними высокие двойные двери. Теперь в комнату доносился только шум дождя по застекленной крыше. Кабинет с его высоким светлым потолком, большими диванами, фаянсовыми лампами, книжными шкафами и телевизором неожиданно стал слишком маленьким в его присутствии.
Лили почти не замечала его, пребывая в полной прострации. Он спиной ощущал это, все еще сжимая витиеватые дверные ручки.
— Мне всегда казалось, что твой дом выглядит очень красиво, — обронил он. — Именно так я себе и представлял — в нем чувствуются тепло и хозяйская рука.
Она встрепенулась и с трудом, срывающимся голосом произнесла:
— Ричард любил работать по дереву. У него есть… была… замечательная мастерская за домом. Эти двери он делал сам.
Артемас повернулся к Лили и застыл, не в силах скрыть боль. Его изнуренное лицо совсем не соответствовало элегантному покрою его костюма. Лили по-прежнему безучастно смотрела куда-то вдаль.
— Мне хотелось бы отложить этот разговор, — начал он. — Я хотел бы, чтобы он никогда не состоялся или состоялся бы не так скоро.
— Что? — спросила она рассеянно. Мысленно она все еще оставалась наверху, в спальне Стивена. Затем пронеслась за несколько секунд по всему дому. Он был пуст. В ней
Он почувствовал, что чуть-чуть встревожил ее.
— Надо поговорить о том, что произошло и почему произошло. — На лице Артемаса появилась маска сдержанности.
— Какой-то несчастный случай. Не знаю. — Лили положила полотенце на колени, наблюдая, как с волос капает вода. — Я спрашивала себя. Каждый день, каждую ночь. Кричала в душевой, чтобы тетя Мод и сестры не услышали. Я не знаю.
— Значит, мы с тобой занимались одним и тем же.
— Адвокаты — адвокаты Ричарда и Фрэнка — уже пытались чего-то от меня добиться. Я позвоню им, когда немного приду в себя. А еще государственные следователи. И с ними я должна буду поговорить.
— Поговори сначала со мной.
Она недоуменно подняла голову. Он приказывает? Да, надо помочь ему узнать, кто виноват, кого следовало бы наказать.
— Как Джеймс? — наконец спросила она.
— Завтра будет еще одна операция, может, удастся восстановить большую часть поврежденных мышц и нервов. Он останется в больнице еще на пару недель.
— А как остальные?
— Они говорили об этом только раз. Удерживают друг друга — и Джеймса — от слишком тягостных воспоминаний. У всех свои дома, никто больше не вернется в Нью-Йорк. Мы сняли два этажа в отеле, до тех пор пока не найдем подходящее здание в аренду для офисов. Большинство сотрудников уже переехали.
— Вы живете в отеле?
— Да.
— А как насчет Голубой Ивы?
— В конечном счете я все еще хочу восстановить ее.
Она откинулась на спинку дивана, склонила голову набок:
— Все, ради чего ты работал, твои мечты…
— Моя семья — вот моя главная забота. — Он сделал паузу, лицо его исказила гримаса боли, большие серые глаза обжигали. — Я никогда не перестану скучать по своей сестре, но, Лили, твой сын!.. Я даже не могу представить, каково тебе…
— Внутри меня все оборвалось и сгорело. Осталась лишь оболочка. — Она пальцем указала на себя и положила руки на подлокотник. — Эта оболочка только притворяется, что живет. Если бы мне удалось узнать, что случилось той ночью, мне незачем было бы притворяться. Я вставила бы в рот дуло старого отцовского пистолета…
Он взорвался, издавая какие-то яростные, гортанные звуки, и рванулся к ней через комнату. Сорвал с дивана. Схватившись за лацканы пиджака, она взглянула на него, удерживая равновесие.
— Никогда не думай об этом! — Он дико сверкнул глазами. — Проклятие, поклянись, что не будешь. Клянись!
— Я сказала, если не будет причины продолжать жить… Я не трусиха…
— Клянись, говорю! Клянись душой Стивена.
Она с трудом перевела дыхание.
— Клянись, что не причинишь себе вреда, — повторил он, встряхнув ее как следует. — Боже, я не переживу, если ты сделаешь это.