Голубая роза. Том 2
Шрифт:
– Ну и бардак, – сокрушался Джон. – Все было бы нормально, если бы не уволилась экономка. Посмотри-ка, он опять рвет рукописи.
На ботинках Рэнсома клочьями висела серая пыль.
Я уловил слабый, но отчетливый запах экскрементов.
И тут откуда-то сверху раздался хрипловатый мужской голос.
– Джон? Это ты, Джон?
Рэнсом устало посмотрел на меня и крикнул в ответ:
– Я здесь, внизу.
– Внизу? – Голос Алана Брукнера звучал так, словно внутри у него был встроенный мегафон. – А я что – звонил тебе?
– Да, звонил, – лицо
– Ты привез с собой Эйприл? Мы должны отправляться в путешествие.
На лестнице послышались шаги.
– Не знаю, готов ли я к этому, – в отчаянии прошептал Рэнсом.
– С кем ты там разговариваешь? – спросил Алан. – С Грантом? Грант Хоффман здесь, с тобой?
В комнату вошел высокий старик с, длинными седыми волосами, одетый в одни лишь трусы с подозрительными желтыми пятнами на них. Его локти и колени выглядели почему-то слишком большими для этого тощего тела, словно узлы на сучьях огромных деревьев. Грудь его также покрывали курчавые седые волосы, а на щеках виднелась щетина. Если бы он не был сгорблен, то был бы примерно моего роста. От старика исходил неприятный кисловатый запах. У него были ясные глаза, немного напоминавшие обезьяньи.
– А где Грант? – прогромыхал старик. – Я слышал, как ты говоришь с ним. – Глаза Алана остановились на мне, и лицо его вдруг закрылось, словно раковина моллюска. – Кто это? Он пришел от Эйприл?
– Нет, Алан. Это мой друг, Тим Андерхилл. А Эйприл нет в городе.
– Но это же просто смешно! – теперь на Рэнсома скалилась злобная физиономия разъяренного шимпанзе. – Эйприл сказала бы мне, если бы собралась уезжать из города. А ты разве говорил мне раньше, что она уехала?
– Несколько раз.
Старик подошел к нам на своих узловатых птичьих ножках. Волосы словно плыли за его головой.
– Что ж, значит, я ничего не помню, – признал он. – Вы – друг Джона, да? Вы знаете мою дочь?
Когда он подошел поближе, неприятный запах усилился.
– Нет, не знаю, – сказал я.
– Очень плохо. Она сбила бы с вас спесь. Хотите выпить? Вам необходимо выпить, если вы собираетесь бороться с Эйприл.
– Он не пьет, – перебил профессора Джон. – И тебе тоже уже хватит.
– Пойдемте со мной в кухню, там есть все, что вам нужно.
– Алан, я должен подняться с тобой наверх, – сказал Джон. – Тебе необходимо помыться и переодеться.
– Я принимал душ сегодня утром, – старик махнул головой на дверь в правой части комнаты, заговорщически улыбнувшись мне, словно давая понять, что мы сможем наконец попасть на кухню, как только избавимся от этого долдона. Затем лицо его снова закрылось, и он недружелюбно посмотрел на Джона. – Ты тоже можешь пойти с нами в кухню, если расскажешь мне, где Эйприл. Если, конечно, знаешь, в чем я лично сомневаюсь.
Сжав мой локоть своей костлявой птичьей лапой, старик потянул меня за руку.
– Что ж, пойдем – посмотришь, что представляет из себя кухня, – вздохнул Джон.
– Я не пью по нарастающей, – заявил Алан Брукнер. – Я пью ровно столько, сколько хочу выпить.
Алан потащил меня через комнату. На ногах его виднелись коричнево-желтые подтеки.
– Знаком с моей дочерью? – снова спросил он.
– Нет.
– Она – настоящее чудо. Мужчина вроде тебя способен это оценить. – Старик ударил ладонью по двери, и она открылась, словно с другой стороны дернули за веревочку.
Мы прошли по коридору, стены которого были завешаны взятыми в рамочки дипломами, аттестатами и свидетельствами. Между дипломами висели несколько семейных фотографий, на одной из которых молодой и жизнерадостный Алан Брукнер обнимал за плечи смеющуюся белокурую девушку всего на несколько дюймов ниже его самого. Оба выглядели так, словно им принадлежит весь мир – уверенность в себе защищала их, словно щит.
Брукнер прошел мимо фотографии, даже не взглянув на нее, как делал, должно быть, десятки раз в день. Здесь, в коридоре, еще сильнее ощущался исходивший от старика запах. Плечи старика покрывали седые курчавые волосы, напоминавшие свалявшуюся паутину.
– Найди себе хорошую женщину и молись, чтобы она пережила тебя, – вот секрет успеха.
Он навалился еще на одну дверь и втащил меня в запущенную, вонючую кухню. Запах гниющей пищи заглушал запах старика. Дверь, захлопнувшись, ударила Джона, и тот громко выругался.
– Черт побери!
– Ты задумывался когда-нибудь над смыслом этого проклятия, Джон? Какая захватывающая концепция, полная разночтений. На небесах мы теряем свою индивидуальность, бесконечно прославляя бога, а в аду мы продолжаем оставаться самими собой. Более того, мы считаем, что заслужили проклятие, христианство учит, что наши первые предки наградили нас этим. Августин утверждал, что даже природа была проклята и... – Старик оставил мою руку и резко обернулся. – Но где же эта бутылка? Точнее, эти бутылки.
На столике рядом с мойкой стояли только пустые бутылки, у задней двери также виднелся бумажный мешок с порожней посудой. Мешочки из-под доставленной на дом пиццы валялись повсюду, один был даже засунут в раковину. Вокруг них суетились хорошо знакомые мне коричневые насекомые.
– Попроси и получишь, – объявил Алан, доставая из-под раковины непочатую бутылку виски. Алан поставил ее на стол с таким грохотом, что тараканы спешно попрятались в коробки из-под пиццы, быстро сломал печать, отвинтил пробку и сказал, указывая на шкафчик, висевший над моей головой:
– Стаканы вон там.
Я покорно открыл дверцу и увидел на полке, где поместилось бы стаканов тридцать, штук пять или шесть. Достав три, я поставил их перед Брукнером. Сейчас он немного напоминал запущенного индийского отшельника.
– Что ж, сегодня я могу позволить себе выпить, – сказал Джон Рэнсом. – Давай по стаканчику, а потом я займусь тобой.
– Скажи мне, где Эйприл, – потребовал Брукнер, держа в руках бутылку и внимательно глядя на зятя своими обезьяньими глазами.
– Ее нет в городе, – сказал Джон.