Голубка в Вороньем логе
Шрифт:
– А вороны, - задумалась я.
– Их не пытались вывезти из лога? Что стоит тем же колдунам провести обряд над собой и подпитаться жизнью птицы?
– Исключено, - отринул мое предположение Джерт, - только рыцари «Корвус Девотус» могут проводить подобные манипуляции. Других вороны не услышат. Устав ордена гласит: умри, но не делай того, что не хочет птица. Мы не принуждаем воронов лечить больных, только просим...
– Случалось, что отказывали?
– ужаснулась я.
– Редко, - подтвердил Корбл. И тут же предостерег: - Достаточно вопросов! Дай ворону настроиться
Он посадил птицу на грудь пациента. Вместе с Джертом принялся нараспев произносить молитвы или заклинания на незнакомом мне языке. Голоса их все больше напоминали карканье, плавные взмахи рук имитировали движения крыльев, глаза горели неистовыми огнями.
Наконец, ворон перестал топтаться по груди больного. Остановился над сердцем, вонзил когти, не проронив ни капли крови. Теперь он, как заботливая мать, высиживал детеныша, согревал и подпитывал.
В неровном свете свечей все происходящее казалось сном. И я не могла решить: кошмаром или сказкой. Лишь когда заметила, что лапы ворона стали огненно-красными, тихонько вскрикнула.
Корбл жестом приказал молчать. И действо продолжилось. Ворон прикрыл глаза, склонил голову набок. Он больше не напоминал живую птицу, скорее поделку из плотного черного картона. Уменьшался в размерах, сжимался.
Когда все закончилось, Джерт коснулся ворона, и тот рассыпался кучей пепла по груди пациента. Следы от когтей моментально зажили, и ничто больше не напоминало о том, что птица только что пожертвовала жизнью ради спасения человека.
Корбл дернул серебряный шнур, и через минуту в операционную вбежали два санитара с каталкой. Молоденькая медсестричка с испуганным лицом несла покрывало. Пациента бережно переложили, укрыли и увезли. Джерт отправился с ним, чтобы проследить за пробуждением.
– Вот и все, - сообщил мне Корбл.
– Теперь тебе известны все тайны Вороньего лога.
Его наигранная веселость не обманула меня. Я видела, что ритуал вымотал его как морально, так и духовно. Даже руки слегка подрагивали от напряжения.
– Почему вы мне все это показали?
– спросила я звенящим от напряжения голосом.
– Что ждет меня теперь?
Корбл присел рядом, взял за руку. Тепло его большой ладони проникло сквозь тонкую ткань перчатки, расползлось по телу. Заставило моментально позабыть о страхах.
– За недолгое время ты стала частью нашей семьи, - произнес он, глядя на пляшущее пламя свечи, - потому имеешь право знать. С одной стороны - ты нарушила запрет и заслуживаешь наказание. С другой - могу представить, как тяжело находиться среди нас и пугаться, не понимая, что происходит. Теперь решай: остаться или вернуться к обычной жизни. Если уйдешь - дашь клятву жизнью, что не раскроешь тайну Вороньего лога. Останешься - получишь небольшую епитимью, согласно возрасту.
– Это наказание, что ли?
– я заинтересовалась вторым вариантом.
– И что значит «согласно возрасту»?
– Не могу же я заставить старушку питаться хлебом с водой или носить жесткое исподнее. Да и запрещать исполнять супружеский долг - не слишком действенная мера. Верно?
Вот теперь он очень походил на брата.
– Вы правы, я слишком стара для этого. И все же не готова покинуть Вороний лог. Так что ищите подходящее наказание. Более действенное.
– Будешь стирать хозяйское белье. Неделю!
– приказал Корбл таким строгим тоном, будто в ссылку отправлял.
– Работать придется руками. И использовать хозяйственное мыло. Как ты уже, наверное, поняла - вороны довольно прихотливы в уходе. Служанки не любят это занятие и все время ругаются, чья очередь работать в мыльне.
Ну да, есть такое в замке. Но из всех придуманных мной наказаний стирка белья - самое незначительное. Можно сказать, и не наказание вовсе. Скорее поощрение. Если выбирать между тем, чтобы стирать белье или бегать по пустяковым поручениям Фреджи - я бы выбрала первое.
– Что, вытерпят твои тоненькие ручки подобное?
– спросил Корбл, растирая мое запястье большим пальцем.
Этот жест показался мне слишком интимным. Не хватало еще разомлеть и совершенно забыть о конспирации.
– Вытерпят!
– объявила я, отнимая руку. Поднялась и спросила: - Теперь мне можно уйти?
Корбл загадочно улыбнулся, задумался, рассматривая мой профиль. Я нервно сглотнула: неужели испытание не кончилось.
– Ступай, - разрешил Корбл.
– И больше не появляйся в капелле, не смущай проклятых. Ты хоть и стара, но все же женщина. Рыцарям не пристало корчиться в муках и стонать, испытывая страдания - особенно в присутствии посторонних.
Я выбежала из госпиталя так быстро, как позволял образ Габи. Посмотрела вверх, на кружащих воронов. Кажется, они исполняли ритуальную песнь, прощались с ушедшим навсегда товарищем. И готовились и свои жизни отдать во имя жизни другого. Странная, пугающая цикличность соблюдается в Вороньем логе. И никто не знает, когда этому настанет конец.
Вернувшись в спальню хозяйки, я бросилась к вещевому мешку, на дне которого спрятала письмо сестры. И похолодела: кто-то явно покопался в вещах. Что-что, а склонность к идеальному порядку досталась мне от матери. Все вещи всегда лежали на своих местах, даже кажущийся бардак в косметичке был тщательно продуманной системой. Все под рукой, ничего не забыть, не потерять.
– Стоило сжечь письмо, - попеняла себе, выкладывая сердимое мешка на постели.
– Все равно заучила слова наизусть.
В прекрасной памяти мне не откажешь. А вот излишняя сентиментальность подвела. Когда речь идет о спасении, не стоит думать о мелочах. Теперь оставалось гадать, кто раскрыл тайну старушки Габи.
Письмо обнаружилось на самом дне - почти там, куда я его положила. Но прилипший к нему рыжий волос намекал на названного гостя.
– Дьявол!
– не сдержалась я.
– Снова она...
Да кто же такая эта голубка? Почему так легко проникает в замок. Корбл сказал, что границы Вороньего лога тщательно охраняются. Сюда не пропускают никого без особой нужды. Следовательно, убийца сестры хорошо знаком хозяевам замка. А, возможно, и мне.