Голубка

Знаменская Алина

…Двое детей стояли посреди просторной канцелярии, ровно посередине, на ковровой дорожке, ведущей к столу директора. Вернее, директрисы. Эта пара представляла собой жалкое зрелище. Ирина Новикова — зареванная, лохматая. Школьный фартук сбился набок. Один чулок совершенно сполз и болтался вокруг щиколотки, на другом красовалась дыра, прямо на коленке. Девочка сжимала в руках пыльный мешок из-под обуви.

Рядом с ней стоял третьеклассник Герка Найденышев в разорванной рубахе. Под глазом у него набухала малиновая

блямба.

На столе директрисы лежала импортная кукла, которая теперь представляла собой не менее плачевное зрелище.

Директриса, сухопарая женщина в очках, с зализанными в высокую буклю волосами, в мышиного цвета костюме, бесстрастно взирала на собравшихся. Рядом с ее столом стояла воспитательница Нина Петровна. Иринка с тоской подумала о том, что сегодня, как назло, дежурит не Кира, которую все любят, а другая воспитательница.

Возле двери стояли четверо дежурных, сбивчивую, но бодрую речь которых только что все выслушали.

— Ну что ж, дежурные, — строго проговорила директриса, показывая, однако, что она довольна их работой, — вы можете быть свободны сегодня.

Она молча подождала, когда дежурные трусцой покинут канцелярию.

— А вами, друзья, вынуждена заняться я сама… Печально… Печально смотреть на вас! — начала она, постукивая карандашом по сукну стола. — Наше государство заботится о вас. Кормит вас, дает образование, одевает… А мы что делаем? Мы плюем на заботу государства! Мы ее игнорируем!

Иринка понимала, что, говоря «мы», директриса имеет в виду вовсе не себя и Нину Петровну, а их с Геркой. И съежилась. Ей было сложно понять большие незнакомые слова «государство» и «образование». Эти слова представлялись ей великанами среди далеких гор, как Эмегенша из адыгейской сказки. Из той, что читала им на ночь Кира.

Эмегенша могла накормить путника и открыть ему секреты гор, но могла и сожрать запросто. Смотря какое у нее было настроение. Слово «государство» наводило страх.

— Мы плюем на одежду, потому что государство даст нам новую, мы плюем на образование, потому что оно достается нам бесплатно, тогда как дети в капиталистических странах должны работать, добывая себе кусок хлеба. Они только мечтают учиться в школе, как вы! Но им это не по карману, увы… У них не такое гуманное государство, как у нас с вами! Не имея родителей, эти дети вынуждены ночевать в подворотнях, а днем рыскать по помойкам в поисках съестного… Вы же живете на всем готовом, спите на белых простынях, в теплых спальнях! И не цените этого…

Вот ты, Герман. Та прыть, с которой ты кинулся на товарищей, защищая куклу, этот символ мещанства, этот бездушный кусок резины… — Директриса поморщилась и подвинула куклу карандашом. — Так вот. Твоя прыть была бы достойна восхищения, будь она направлена на более благородную цель. Например, на учебу в школе. Пока же твои успехи оставляют желать лучшего…

Воспитательница Нина Петровна скорбно кивала в такт словам своей начальницы.

— Ты, Герман, должен задуматься о своем

поведении. Тебе жить среди ребят, в коллективе. И если выяснится, что кукла действительно украдена, то…

— Это неправда! Мне эту куклу дала одна девочка!

Директриса перевела взгляд из-под очков на Иринку. Иринка моментально замерзла под этим взглядом.

— А мы тебя не спрашиваем, Новикова. Сейчас я разговариваю с Найденышевым. До тебя мы еще дойдем… Ну так вот, Найденышев. Ты за свое поведение получаешь наказание в виде недельного дежурства на кухне. И я позабочусь, чтобы твой воспитатель внимательно следил, как ты с этим дежурством справляешься. Можешь идти.

Герка пошел к двери. Иринка с тоской посмотрела ему вслед. Теперь она остается совсем одна!

Герка открыл дверь, вышел в коридор и оттуда совсем весело подмигнул ей! Его лица не могли видеть взрослые, но Иринка видела хорошо. Как он может улыбаться после того, что тут ему наговорили?

Она вздохнула. Ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, провалиться сквозь пол, лишь бы не оставаться здесь одной с двумя суровыми женщинами.

Когда Герка вышел, директриса (Иринка пока еще не сумела выучить ее замысловатое имя) поднялась и стала прохаживаться по канцелярии, оказываясь то позади девочки, то перед ней.

Иринка не сводила глаз с куклы. Отдадут или нет? Сильно ли Снежана пострадала?

— Итак, Новикова, мне стало известно, что ты повадилась бродяжничать…

— Я… бро… — Иринка от неожиданности забыла слова. Вместо слов из нее выскакивали лишь жалкие обрывки.

— Помолчи! — шепнула ей Нина Петровна, и девочка прикусила язык.

— Воспитательница, которая покрывает тебя, понесет наказание, но не об этом сейчас речь. Ты выбрала себе не лучшую дорожку, дорогая моя. Чего тебе не хватает у нас в доме? Кукол?

Ира не знала, что ответить. Ей всего хватает. Она совсем не оттого тянется за ворота детского дома, что ей чего-то не хватает. Или — оттого?

Стало жаль Киру, которой теперь тоже попадет.

— У вас в игровой достаточно кукол. Они всегда к твоим услугам. Так почему же ты ходишь по дворам и попрошайничаешь?

— Я не…

— Смотри, Новикова! Это мы, конечно, выясним. Полбеды, если ты ее выпросила. Но если ты ее украла… Тогда — берегись! Ты — будущая пионерка! Кстати, скоро вас принимают в октябрята. Сомневаюсь, что твои товарищи сочтут тебя достойной…

— Я хотела только сшить для куклы одежку, — пропищала Иринка, уставившись на воспитательницу полными слез глазами. Та молчала, но все же у нее было более человечное лицо, нежели у директрисы.

В детдомовском живом уголке жила белая крыса Шушера. За едва уловимое сходство директрису за глаза звали Крысой. Начальница, с белыми, бесцветными бровями и таким же белым как бумага лицом, начинала зверски краснеть, когда злилась. По праздникам она подкрашивала свои брови черным карандашом. Но все равно ободки глаз выглядели воспаленно-красными.