Голубое марево
Шрифт:
— С ними веселее, — сказал Кенжек.
— Ну, а вы что думаете на этот счет? — спросил молчавший до сих пор Едиге. — Да, именно вы, почтенный мырза Мухамед-Шарип Мухамед-Ханафия-улы Жаныкулов?
— Светлой памяти Жаныкул наверняка не думал, что его потомок в седьмом колене станет никудышным химиком, — сказал Ануар. — Кстати, единственное, что осталось у меня от школьного курса химии, это формула мыла. Зато она такая длинная, что можно надорваться, пока запишешь ее на доске.
— Я… — торжественно заговорил, блеснув стеклами огромных роговых очков, так же, как и Едиге, хранивший
— А в настоящее время доктор овцеводческих наук… — вставил Ануар.
— Пользуешься его отсутствием, — сказал Халел, попыхивая трубкой.
— Думаешь, побоюсь повторить при нем? — покраснел Ануар.
— Не перебивайте оратора, — сказал Едиге.
— …считаю тот факт, что кандидат в кандидаты исторических наук, — продолжал Мухамед-Шарип, — вышеупомянутый Бердибек Исламгалиев, несмотря на предшествующий жесточайший провал, все же сдал — всеми правдами-неправдами, — но все же сдал минимум по философии — на тройку, не менее надежную, чем кривая подпорка в овечьей кошаре, а затем для восстановления расшатанного здоровья совершил пяти-шестинедельную поездку в родной аул, — я считаю этот факт крайне опасным прецедентом, способным разлагающе повлиять на весь наш аспирантский коллектив. Однако то, что вышеназванный товарищ…
— Какая ошибка в выборе профессии!.. — покачал головой Ануар. — К чему тебе химия? Болтология — вот твое призвание…
— …то, что вышеназванный товарищ, — нахмурив брови, продолжал Мухамед-Шарип, — не забыл достойных жалости дервишей…
— …а точнее — монахов-затворников, — сказал Халел.
— …а еще точнее — усердных в постижений наук суфиев-мюридов, — добавил Едиге.
— …вот именно, суфиев-мюридов, проживающих на третьем этаже университетского общежития номер четыре, то бишь — своих товарищей, и привез для угощенья немного свежего мяса, и пригласил собравшееся здесь общество, притом вопреки яростному сопротивлению известного скупца, который доит высохшее дерево — прошу учесть, господа филологи, последняя метафора-пословица изобретена лично мной, — вопреки сопротивлению известного скупца, который доит высохшее дерево и, несмотря на хилые свои силы, пытается докопаться до корней философской науки, отощавшего, исхудавшего…
— Чтоб тебе, дьяволу, лопнуть! — захохотал Ануар.
— Сразил наповал! — восхитился Кенжек, у которого губы чуть не до ушей растянулись от смеха.
— …недостойного аспиранта Ануара Солтабаева. К стыду последнего и на радость остальным, доброе дело, затеянное достопочтенным Бердибеком, вновь подтверждает, что в нашем обществе «человек человеку — друг, товарищ и брат».
— Уф!.. Наконец кончил?.. — сказал Ануар. — Дайте воды, у него в глотке пересохло.
— Я произнес только вступление, — сказал Мухамед-Шарип.
Все расхохотались.
— Так тебе никогда не защитить диссертации по химии, — вздохнул Ануар. — Ты, дружок, должен обуздать свое красноречие. Ведь для вас главное —
— Разве моя речь хуже какой-нибудь формулы? — сказал Мухамед-Шарип.
— Вот не знал, что Муха такой оратор, — продолжал восторгаться Кенжек.
Достав из кармана платок, Мухамед-Шарип во второй раз аккуратно протер очки, хотя в продолжение всей своей речи держал их в руках. Едва он оснастил ими нос, как сразу же его лицо приняло обычное выражение — солидное и несколько флегматичное.
— Сварилось, наконец, твое мясо? — спросил Ануар вошедшего Бердибека.
— Даже не вскипело. Чертова плита…
— Тогда не выйти ли тебе снова?
— Это почему?
— Оказывается, и у тебя есть друзья. Ведь говорят, что истинный друг за глаза хвалит… У тебя в правом ухе не звенело?
— Его не только хвалили, — обронил Халел.
— Без врага нет истинного джигита, — возразил Ануар. — Но не всякий, кто за глаза ругает, — враг. Лично я никогда не поверю, что среди нас есть люди, желающие зла Бердибеку.
— Друзья, — усмехнулся Кенжек, — слушаю я вас и завидую. Как все вы умеете красиво говорить!.. Просто слушать любо-дорого. Едиге, посоветуй, как бы и мне научиться такому искусству, а?
— Что же, по-вашему, Бердибек — подлец? — приподнял брови Мухамед-Шарип.
— Советую, Кенжек, — не учись, — сказал Едиге.
— Никто о нем так не говорит…
— Почему?.. Может, и я тоже хочу…
— Разве заурядный человек бросит должность директора школы и уйдет работать простым чабаном? Ведь его никто не принуждал, пошел по собственной воле…
— Учти, кто боек на язык, тот не способен к настоящему делу…
— Не веришь?.. Он может и сам подтвердить. Слышите, ребята, наш Бердибек закончил университет и, не проработав даже двух лет по специальности, пошел пасти овец. Притом пас их довольно долго…
— Что, что?.. — переспросил Едиге. — Пас овец?..
— Вот именно — обыкновенных овец! — Ануар воздел вверх указательный палец. — И разъезжал при этом на обыкновенном маштачке!..
— Быть бы тебе шутом, а не философом, — обиделся Бердибек.
— Семь-ноль в мою пользу, — подытожил Ануар.
— Помолчи ты! — отмахнулся от него Бердибек. — Все правильно, я был чабаном. Ну, и что такого? Это плохо, позорно — пасти овец?..
— Конечно, нет, и всем это ясно, — буркнул Мухамед-Шарип.
— Достаточно вспомнить Жазылбека Куанышбаева, — уточнил Ануар.
— Было время, когда партия и правительство поставили на первое место освоение целины. И весь народ откликнулся. Молодежь начала овладевать механизацией, даже девушки сели на трактор… В результате миллиарды пудов, которые…
— Все это мы и сами знаем, — перебил Бердибека Халел, выколачивая трубку.
— А если знаете, то знаете, что у нас в республике был потом выдвинут новый лозунг: «Животноводство — вторая целина».
— И это известно, — отозвался Халел.
— А если известно, тогда согласись, что настоящий интеллигент — это не какой-нибудь белоручка. Пасли овец наши предки, пасут наши сверстники, почему бы и нам не пасти? Мы что — лучше их?
— Доказал, — Халел снова принялся набивать свою трубку.