Голубоглазый юноша
Шрифт:
– Есть немножко… Но вообще-то не обязательно. Я привык есть раз в день.
– По необходимости или специально?
– И то, и другое.
– У меня вкусные оладьи, вот мюсли. Присоединишься? – Однажды, в приступе ностальгии, Джинни купила то и другое, а потом забыла в буфете. Сейчас она старалась не вспоминать оладьи Микки-Мауса, которые когда-то жарила для Криса. Оладьи ассоциировались у нее с сыном. Она знала, что к прошлому нет возврата.
– Звучит вкусно! – согласился Блу, глядя, как она заливает мюсли молоком.
После еды она позвонила Бекки, чтобы поздравить всех обитателей дома в Пасадене с Рождеством. На звонок ответил Алан, они немного поговорили, потом трубку взяла Бекки.
– Мне поговорить с папой или его это только запутает и расстроит? – спросила Джинни сестру. Вдруг отец не узнает ее голос, а если узнает, то будет еще хуже?
– Сегодня он сильно не в себе, принимает меня за маму, Марджи и Лиззи – за нас с тобой… По телефону он тебя точно не узнает, сегодня он бы тебя не узнал, даже если бы ты объявилась здесь.
– Представляю, как тебе достается! – сказала Джинни, чувствуя себя виноватой в том, что она не там.
– Что есть, то есть, – честно ответила Бекки. – Ты-то как? Чем сегодня займешься?
Она догадывалась, как тяжело дается Джинни Рождество в одиночестве, в компании призраков из прошлого.
– Знаешь, в этот раз я собираюсь провести праздник с другом, – задумчиво проговорила Джинни. Она разрешила Блу воспользоваться душем и теперь слышала, как он там плещется. Его одежду она решила пропустить через стиральную машину и сушилку на первом этаже, чтобы Блу встречал Рождество во всем чистом.
– Я думала, в Нью-Йорке у тебя нет друзей, – удивленно сказала Бекки. Она давно бросила уговаривать Джинни быть пообщительнее: сестра упорно отказывалась. Она объясняла, что ей хватает общения в командировках, а в Нью-Йорке ей никто не нужен, потому что она бывает там только наездами, на неделю-другую, редко дольше. К тому же ей бывало трудно объяснять людям свою ситуацию. Она не нуждалась в чужой жалости и ни с кем не хотела делиться своим горем. Других ее участь не касалась, а когда не желаешь открываться людям, как не желала Джинни, то о дружбе можно забыть. Она накрепко закупорилась, подобно устрице. Блу она поведала о Крисе и Марке больше, чем кому-либо за годы.
– Как не было, так и нет, – подтвердила Джинни. – Это недавнее знакомство.
Джинни знала, что сейчас последует.
– Мужчина?! – Было слышно, что Бекки шокирована.
– Не совсем. Мальчик. – Джинни не была уверена, что правильно поступает, пускаясь даже в эти скупые объяснения.
– В каком смысле «мальчик»?
– В таком: бездомный ребенок. Я пустила его к себе переночевать. – Сказав это, она была готова откусить себе язык. Они с Бекки уже не первый год жили, как на разных планетах. У Бекки были нормальная жизнь, семья, дом, ей было, чем рисковать. У Джинни не было ровным счетом
– Ты впустила к себе домой на ночь бездомного? – в ужасе повторила за ней Бекки, по-своему расставив акценты. – Ты что, спишь с ним?
– Конечно, нет! Это же ребенок. Он ночевал в гостиной на диване. Он живет в аппаратной, здесь, неподалеку, а на улице сейчас минус десять. В такую ночь околеть недолго. – Вряд ли Блу, молодому и сильному, грозила такая участь, но мало ли что?
– Ты с ума сошла? Вдруг он возьмет и зарежет тебя во сне?
– Ничего такого не произойдет. Ему всего-то лет одиннадцать-двенадцать. Милейшее создание!
– Откуда ты знаешь, кто он такой? Он вполне может оказаться старше, чем говорит. Вдруг у него преступные наклонности?
Представить себе Блу, тонущего в ее пижаме, вынашивающим преступные замыслы, было Джинни не под силу. Она даже не удосужилась запереться на ночь в спальне. Такая мысль пришла ей в голову, но Джинни ее отмела. В нем не было ровным счетом ничего, что внушало бы страх.
– Поверь, это само очарование. Он не поднимет на меня руку. У меня в планах уговорить его переселиться в приют для несовершеннолетних. Оставаться в такую погоду на улице – значит рисковать жизнью.
– Зачем ему на это соглашаться, раз ты уже впустила его к себе в квартиру?
– Начать с того, что я через неделю-другую опять отчалю. Он не сможет здесь остаться. – Блу уже появился в двери гостиной, опять в пижаме на много размеров больше. Он протягивал Джинни свою одежку для стирки, как они договорились. – Ладно, сейчас я не могу об этом распространяться. Иду в прачечную. Я позвонила пожелать вам всем веселого Рождества. Поцелуй от меня Алана, детей и папу.
– Джинни, выстави мальчишку вон! – сказала, вернее, крикнула Бекки. – Не то он тебя убьет!
– Не убьет, я же тебе сказала. Поверь мне. Поговорим завтра. Не забудь поздравить от меня папу.
Когда разговор окончился, Бекки в Пасадене в непритворном ужасе уставилась на мужа.
– Сестрица совсем рехнулась! – сказала она, чуть не плача. – Привела к себе в квартиру бездомного мальчишку и оставила его спать!
– Боже правый! Действительно, она не в себе. – Алан тоже встревожился, он совершенно не одобрял услышанное. – Или она срочно вернется к нормальной жизни, или поплатится головой.
– Все верно, но я-то что могу сделать? Торчу здесь, все мысли – как бы отец не потерялся или не угодил на улице под грузовик. А тут еще изволь беречь сестру от посягательства на ее жизнь какого-то бездомного, которого она затащила к себе ночевать! Нет, по ней плачет психбольница!
– Рано или поздно этим все и кончится, – с убитым видом согласился Алан. Он всегда предрекал, что Джинни в конце концов свихнется, не вынеся гибели мужа и сына. Но Бекки была права, помочь ей они были бессильны.