Голубой ангел
Шрифт:
— Эй, там есть кто? — крикнул снизу Березин.
Но сверху никто не ответил.
Виктор рискнул, бросился опрометью наверх, инстинктивно прикрывая голову локтем.
В тусклом свете, проникающем через окно, было видно — в углу кто-то стоит.
— Руки! — крикнул Зайцев.
Человек поднял в темноте руки.
Следом за Виктором поднялся Березин.
Виктор включил фонарик.
— Что вы тут делаете, Захаров? — спросил он.
— Я ищу одного знакомого, — ответил тот.
Березин приказал его обыскать. Кроме перочинного ножа, у него
— Все равно, — сказал Виктор. — Пойдемте. Мы поговорим о ваших знакомствах в другом месте.
13. Странный покупатель
В эту ночь Виктор развил бурную деятельность.
Захаров был арестован. Надо было осмотреть флигель. Березин не нашел в нем ничего подозрительного. Здесь жили обычные советские люди, не имеющие никакого касательства к Захарову. Захаров остановил свой выбор на этом доме совершенно случайно, флигель прельстил его тишиной и удобным расположением.
На допросе Захаров все отрицал. В Ступинский переулок он попал случайно. Где-то на Бутырках жил его знакомый, которого он и разыскивал. Ни с какими иностранцами в театре не встречался. В гостиницу к Зайцеву пришел по вызову, его самого обманули. Никакого Основского не знает. Мало ли кого приходится брить, парикмахер не обязан интересоваться фамилиями клиентов. Еще нелепее говорить, что Основский ему что-то передавал, что кого-то Захаров вызывал сегодня в переулок по телефону… Все это выдумки, на которые он отказывается отвечать!
— Скажите мне лишь одно: как вы попали в Советский Союз? — спросил его Виктор.
— Я никак не мог попасть или не попасть, я всегда жил в Озериках, — насмешливо ответил Захаров. — Мой отец живет в Озериках, и моя мать живет в Озериках…
— Да, но и Павел Борисович Левин тоже живет в Озериках, — уверенно возразил Виктор.
— Вот только в этом я и виноват, — сразу согласился Захаров. — Мне всегда хотелось жить в Советском Союзе…
Часом позже были арестованы Основские. Анна Григорьевна при аресте расплакалась.
— Что будет с Сашей? — спрашивала она. — Его поместят в детский дом, да? Его поместят в детский дом?
Основский, наоборот, рисовался и подражал каким-то книжным героям.
— Через несколько дней вы меня освободите, — сказал он. — Вам известно, кого я фотографировал? Мои снимки печатались во всех газетах. Я напишу письмо…
Продолжала плакать Анна Григорьевна и на допросе. Говорила, что приносила домой только негодную копировальную бумагу. Потом она признала, что среди копировальной бумаги могли оказаться и листки, на которых отпечатался текст секретных документов. Потом призналась, что муж заставлял ее рассказывать о служебных делах. Наконец созналась и в том, что муж ее особенно интересовался военными изобретениями и что она сообщила ему о вызове в Москву инженеров Зайцева и Сливинского…
Но Основский интерес к военным изобретениям
В течение ночи надо было произвести обыск и у Основских, и у Захаровых; правда, Виктор верил в осторожность преступников и мало надеялся на какие-либо находки.
За исключением отклеенных со стекол листов копировальной бумаги да нескольких копирок, валявшихся вместе с красками и карандашами в игрушках у Саши, найти у Основских ничего не удалось. Среди копирок не нашлось ни одного более или менее ясного отпечатка, и уж, конечно, никаких копий секретных документов. Это было подозрительно. Анна Григорьевна призналась, что она приносила домой копии секретных документов.
— Куда же они девались? — спросили Основского.
— Я их уничтожал, — сказал он. — Чтобы не попались на глаза кому не нужно.
У Захаровых можно было надеяться найти чертежи, которые Захаров не успел еще передать хотя бы тому же иностранцу в сером костюме, знакомство с которым он так решительно отрицал.
Елена Васильевна встретила неожиданных гостей с испугом и удивлением. Она сама старалась все показать, спешила все открыть и беспокоилась, как бы что при осмотре не пропустили.
— Вероятно, вы думаете, что мы спекулировали? — спрашивала она. — Конечно, я знаю, есть такие парикмахеры, которые занимаются спекуляцией. Но Павел Борисович совсем в этом не нуждался. Мы себя все-таки уважаем. Вы еще в комоде не посмотрели…
Виктор сам руководил обыском. Елена Васильевна не возбуждала в нем подозрений. Такие люди, как Захаров, редко посвящают жен в свои дела. Наоборот, простые, разговорчивые жены служат для них как бы громоотводом от любопытства обывателей. Если сверток и был спрятан в квартире, Елена Васильевна не могла об этом знать. Приходилось отодвигать вещи, присматриваться к щелям в полу, ощупывать обои.
Виктор помнил разговоры в парикмахерской о патефоне Захарова.
— А где же ваш патефон? — спросил он больше для порядка, вряд ли в патефоне могло быть что-нибудь спрятано.
— А я его продала, — сказала Елена Васильевна.
— Продали? — удивился Виктор. — Ведь ваш муж никак не мог с ним расстаться?
— Представьте себе! — сказала Елена Васильевна. — Муж действительно очень дорожился. Но сегодня днем он опять написал объявление о продаже, а вечером прислал человека с запиской, и тот купил у меня патефон.
— Сегодня вечером? — переспросил Виктор. — А у вас цела эта записка?
— Конечно.
Елена Васильевна подала записку.
На клочке бумаги в мелкую клеточку, вырванном из недорогой записной книжки, размашисто и неровно было нацарапано карандашом несколько отрывочных слов: “Уезжаю на несколько дней. Объясню по приезде. Отнеси объявление и немедленно продай патефон. П.”