Голубой горизонт

Смит Уилбур

Лица и руки троих голландцев загорели и стали такими же темными, как у готтентотов. Ехали молча, вытянувшись цепочкой за маленькой фигурой бушмена Ксиа. Все дальше и дальше, по следам колес, которые, как бесконечная змея, ползли по равнинам и холмам.

Солдаты давно отказались от скрытности. Их удерживала вместе не только одержимая решимость предводителя, но и тысячи лиг дикой местности, которые они уже оставили позади. Они знали, что у одинокого всадника нет шансов вернуться в колонию. Что они пленники не только безумия капитана Котса, но и огромных пустынных пространств.

Кожаная куртка и штаны Котса покрыты заплатами и пятнами

пота, дождя и красной пыли. Длинные волосы падают на плечи. Они выгорели на солнце, и их концы грубо подрезаны охотничьим ножом. Из-за худого, потемневшего от солнца лица и светлых устремленных вперед глаз он кажется одержимым.

Для самого Котса заманчивость вознаграждения давно поблекла: его гнала вперед потребность утопить свою ненависть в крови жертвы. И он не позволит никому – ни человеку, ни зверю, ни горящим просторам – помешать ему достичь конечной цели.

Он ехал, опустив подбородок на грудь, но вдруг поднял голову и посмотрел вперед, сузив глаза под бесцветными ресницами. На горизонте повисло темное облако. Оно поднялось высоко в небо и покатилось по равнине. Котс натянул поводья и спросил у Ксиа:

– Что это в небе? Не похоже на пыль или дым.

Ксиа засмеялся и пустился в радостный пляс, топая и переваливаясь. Ни расстояния, ни трудности пути не утомили его: он рожден для такой жизни. Стены и общество множества людей раздражали его и подрывали дух. Дикая местность – его дом, открытое небо – крыша.

Он снова начал расхваливать себя и бранить безумного, жестокого хозяина, но так, что только он один из всех присутствующих понимал свои слова.

– Скользкий белый червь, тварь с кожей цвета гноя и скисшего молока, разве ты что-нибудь знаешь об этой земле? Неужели Ксиа, могучий охотник и убийца слонов, должен нянчиться с тобой, как со слепым пискливым младенцем? – Ксиа высоко подпрыгнул и сознательно выпустил газы с такой силой, что словно ветер шевельнул сзади его набедренную повязку. Он знал, что это разозлит Котса. – Неужели Ксиа, который так высок, что его тень приводит врагов в ужас, Ксиа, под чьим членом женщины визжат от радости, вечно должен водить тебя за руку, как ребенка? Ты не понимаешь того, что написано на этой земле, не понимаешь, что сверкает на небе.

– Перестань болтать, как обезьяна! – закричал Котс. Он не понимал слов, но чувствовал насмешку и знал, что Ксиа выпустил газы, чтобы досадить ему. – Закрой свой грязный рот и отвечай мне прямо.

– Как я могу закрыть рот, но отвечать на твои вопросы, великий господин? – Ксиа перешел на жаргон колонии – смесь множества языков. – Неужели я волшебник?

За месяцы вынужденного общения они научились гораздо лучше, чем вначале, понимать слова и намерения друг друга.

Котс коснулся рукояти длинного хлыста из шкуры гиппопотама, висевшего на луке его седла. Еще один жест, который оба понимали отлично. Ксиа сразу сменил тон и выражение лица и отскочил за пределы досягаемости хлыста.

– Господин, это дар Кулу-Кулу. Сегодня мы будем спать с набитыми животами.

– Птицы? – спросил Котс, глядя на приближающееся облако. Его всегда поражали огромные стаи мелких птиц, но это по протяженности и высоте значительно их превосходило.

– Не птицы, – сказал Ксиа. – Саранча.

Котс забыл о своем гневе. Откинувшись в седле, он пытался определить размеры приближающегося роя. Тот заполнил половину небесной чаши от горизонта до горизонта. Шум крыльев походил на шелест ветра в листве, но он быстро

усиливался, превратился в рокот, в рев и, наконец, в гром. Огромная туча насекомых образовала сплошной занавес, края которого волочились по земле. Интерес Котса превратился в тревогу, когда первые насекомые ударили его по груди и лицу. Он пригнулся и закричал – ведь задние лапки саранчи вооружены острыми красными шипами. На щеке Котса появилась кровавая царапина. Его лошадь заржала и встала на дыбы, и Котс спрыгнул с седла и ухватился за узду. Он развернул лошадь в сторону приближающегося роя и крикнул своим людям, чтобы они сделали то же самое.

– Держите вьючных лошадей и стреножьте запасных, чтобы не убежали от этой напасти.

Солдаты заставили лошадей опуститься на колени, потом криками и ударами уложили на траву. Котс укрылся за своей лошадью. Шляпу он натянул на уши и поднял воротник кожаной куртки. Несмотря на частичную защиту, которую предоставлял корпус лошади, летучие насекомые непрерывным градом били по всем открытым частям тела; каждый удар был так силен, что боль ощущалась сквозь ткань.

Остальные последовали примеру Котса и лежали за лошадьми, укрываясь, как от мушкетных пуль противника. Только Ксиа, казалось, не замечал ударов жестких тел. Он сидел на открытом месте и хватал насекомых, наткнувшихся на него и ошеломленных ударом. Ксиа отрывал им ноги и пучеглазые головы и засовывал тела в рот. Панцири хрустели у него на зубах, сок табачного цвета тек по подбородку.

– Ешьте! – говорил он, не переставая жевать. – После саранчи приходит голод.

С полудня до заката рой саранчи тек над ними, как воды большой реки в разлив. Небо так потемнело, что сумерки наступили гораздо раньше времени. Аппетит Ксиа казался неутолимым. Он глотал насекомых живьем, пока его живот не раздулся, и Котс подумал, что жадность бушмена поутихнет. Однако пищеварительный тракт у Ксиа был как у дикого зверя. Когда живот надулся и стал напоминать блестящий шар, Ксиа встал и отошел на несколько шагов. Потом, по-прежнему на виду у Котса, причем ветер дул Котсу прямо в лицо, Ксиа задрал свою набедренную повязку и присел.

Казалось, изобилие пищи лишь ускорило работу его желудка. Он громко и обильно испражнился, продолжая хватать насекомых и засовывать их в рот.

– Отвратительное животное! – крикнул Котс и вытащил пистолет, но Ксиа знал, что хоть Котс регулярно бьет его, но убить в тысячах миль от колонии и цивилизации не может.

– Хорошо!

Ксиа улыбнулся Котсу и жестом пригласил присоединиться к пиру.

Котс сунул пистолет в кобуру и прикрыл нос рукой.

– Когда он нам больше не будет нужен, я собственными руками задушу эту скотину, – пообещал он себе, и его едва не вырвало от вони.

Когда наступили сумерки, огромный рой опустился на землю. Насекомые садились куда попало. Оглушительное гудение крыльев стихло, и Котс встал и осмотрелся.

Насколько он мог видеть, землю, куда ни глянь, покрывал густой слой шевелящихся тел, красновато-коричневых в свете заходящего солнца. Деревья в лесу изменили форму ввиду великого множества повисших на них насекомых. Они превратились в бесформенные стога из живой саранчи, и эти стога непрерывно росли, потому что все новые насекомые садились сверху на уже сидящих. С треском, подобным мушкетным залпам, под тяжестью начали обламываться главные ветви ближайших деревьев. Облепленные насекомыми, они падали на землю, а саранча продолжала пожирать их листву.