Голубой молоточек. Охота за сокровищами
Шрифт:
— Вы живете здесь втроем — ты, Фрэд и миссис Джонсон?
— Верно. Когда-то у нас были жильцы, но это было давно.
— Что же могло случиться с картиной, которую принес Фрэд?
Джонсон опустил голову и начал мотать ею из стороны в сторону, как старый, больной бык.
— Я вообще не видел той картины. Вы не знаете, на что похожа моя жизнь. Шесть-семь лет после войны я провел в госпитале для инвалидов. Большей частью я находился наполовину без сознания, и теперь то же самое. Время идет, а я
Я так и сделал и принялся за беглый осмотр других комнат, находившихся на этом этаже. Только одна из них была обитаемой — спальня с двухспальной кроватью, которую Джонсон, очевидно, разделял со своей супругой. Я не обнаружил картины под матрасом, не нашел ничего подозрительного в шкафу и в ящиках комода, никаких доказательств преступления, лишь крайнюю бедность.
Узкая дверь в конце концов была заперта, и на ней висел замок. Я остановился перед ней.
Джонсон подошел и встал за моей спиной.
— Это вход на чердак. У меня нет ключа от замка. Сара все боится, что я упаду с лестницы. Так или иначе, там ничего нет. Так же, как у меня здесь, — добавил он тупо, постучав себя по виску. — На чердаке полная пустота. — И он широко улыбнулся с идиотским видом.
Я вручил ему вторую бутылку. Это было паршивое дело, и я с радостью покинул дом. Он запер за мной главный вход, словно примерный заключенный, закрывающий сам себя в камере. Я повернул ключ в замке.
VIII
Оставив автомобиль, я отправился пешком в сторону больницы, надеясь, что миссис Джонсон не откажется дать мне несколько дополнительных разъяснений относительно Фрэда. Было уже почти совсем темно; сквозь ветви деревьев светили немногочисленные уличные огни. Неожиданно я заметил впереди себя, на тротуаре, несколько пятен, какие оставляет кипящее оливковое масло; пройдя еще несколько шагов, я заметил, что расстояние между следами падавших капель постепенно уменьшается.
Прикоснувшись пальцем к одному из пятен, я поднес руку к свету. Жидкость имела красноватый оттенок, и ее запах отнюдь не напоминал оливковое масло.
Неподалеку от меня, на прилегавшем к тротуару газоне, кто-то громко хрипел. Это был мужчина, лежавший лицом к земле. Я подбежал к нему и присел на корточки. На затылке у него виднелось темное, блестящее пятно крови. Я немного приподнял его, чтобы посмотреть в лицо. Оно также было окровавлено.
Он застонал и попытался привстать, жалко и беспомощно опираясь на руки, затем снова рухнул лицом вниз. Я немного повернул его голову, чтобы ему было легче дышать.
Он приоткрыл один глаз.
— Чентри? — пробормотал он. — Оставь меня в покое. — Потом снова начал прерывисто сопеть.
Я
— Неподалеку отсюда на улице лежит тяжело раненный мужчина, — объявил я.
— Принесите его сюда.
— Я не могу. Нужна машина скорой помощи.
— Где он лежит?
— Сразу же за перекрестком.
— У нас тут нет машины. Если хотите вызвать скорую, телефон-автомат там, в углу. У вас есть десять центов?
Она назвала мне номер телефона. Спустя минут пять у входа остановилась машина скорой помощи. Я сел рядом с водителем и показал ему, как доехать до истекавшего кровью мужчины.
Он хрипел уже тише и прерывистей. Санитар направил на него луч фонарика, и я присмотрелся к нему получше. Ему было лет шестьдесят, у него была остроконечная седая бородка и густые седые окровавленные волосы. Он напоминал смертельно раненного морского льва, а его хрип походил на доносившееся издалека рычание этого животного.
— Вы его знаете?
Как раз в этот момент я подумал, что его внешность соответствует описанию Пола Граймса, торговца картинами, данному мне продавцом винного магазина.
— Нет, — ответил я. — Никогда его не видел.
Санитар осторожно положил его на носилки и подвез к воротам амбулатории. Я поехал вместе с ними и стоял рядом с машиной в тот момент, когда мужчину выносили оттуда. Он снова приподнялся на руках, нарушив равновесие носилок, и обратил ко мне свое изуродованное, блестящее от крови, застывшее лицо.
— Я тебя знаю, сукин сын, — произнес он.
Потом снова упал на спину и замер в неподвижности. Санитар поспешил с ним в больницу, а я остался стоять на месте, зная, что вот-вот явится полиция.
Они приехали на обычном автомобиле — двое сержантов из следственного отдела, на них была легкая летняя форма, но лица были холодны, как зимний ветер. Один из них вошел в больницу, а другой, сержант Ливретт, остановился возле меня.
— Вы знаете раненого?
— Никогда его не видел. Я нашел его на улице.
— Тогда почему вы вызвали для него скорую?
— Мне казалось, что этот шаг достаточно логичен.
— А почему вы не позвонили нам?
— Я знал, что это сделает кто-нибудь другой. Ливретт слегка покраснел:
— Вы рассуждаете, как опытный негодяй. Кто вы, собственно, такой, черт бы вас подрал?
Я подавил в себе бешенство и сообщил, что являюсь частным детективом, работающим по поручению мистера и миссис Баймейер. Ливретту была известна эта фамилия, услышав ее, он изменил тон и поведение: