Голубой молоточек. Охота за сокровищами
Шрифт:
Я присел рядом с ней на одно колено:
— Что ты принимала?
— Только несколько таблеток от нервов. Они помогают мне в медитации.
Она снова принялась управляться со своими ногами, пытаясь сложить их в нужном положении. Ступни у нее были грязные.
— А что это за таблетки?
— Такие красные. Всего две. Все из-за того, что со вчерашнего дня у меня не было ни крошки во рту. Фрэд обещал принести мне что-нибудь из дому, но, наверное, мать ему не разрешила. Она не любит меня…
— Ведь у тебя есть собственная мать, Дорис.
Она опустила ступни и села, выпрямив ноги и прикрыв их своей длинной рубахой.
— И что из того?
— Если ты нуждаешься в еде или помощи, почему ты не попросишь у нее?
Она неожиданно резко тряхнула головой, так что волосы упали ей на глаза и губы. Сердитым движением обеих рук она откинула их назад жестом человека, срывающего с лица резиновую маску.
— Мне не нужна такая помощь. Она хочет лишить меня свободы, упрятать в четырех стенах и выкинуть ключ. — Дорис неуклюже приподнялась, встала на колени, и ее голубые глаза очутились вровень с моими. — Вы шпик?
— Ну что ты!
— Правда нет? Она пригрозила, что напустит на меня шпиков. Я почти жалею, что она этого не сделала — я могла бы им порассказать кое о чем. — Она с мстительным удовлетворением кивнула головой, энергично двигая своим нежным подбородком.
— К примеру, о чем?
— К примеру, о том, что единственное, чем они с отцом занимались всю жизнь, были ссоры и скандалы. Они построили этот огромный, мерзкий, отвратительный дом и беспрерывно ели друг друга поедом. Разве что временно не разговаривали друг с другом.
— А из-за чего они ссорились?
— Из-за какой-то Милдред, это в частности. Но главная проблема в том, что они не любили друг друга… и не любят… и из-за этого злятся. И на меня они тоже злились, по крайней мере, так можно было заключить по их поведению. Я не очень отчетливо помню сцену, которая разыгралась, когда я была еще совсем маленькая. Помню только, что они орали друг на друга над моей головой, они были совершенно голые и вопили, как сумасшедшие великаны, а я стояла между ними.
И еще помню, что у него торчал член, наверное, в фут длиной. Она взяла меня на руки, отнесла в ванную и закрыла дверь на ключ, а он выломал дверь плечом. Потом долго ходил с рукой на перевязи. А я, — добавила она тихо, — с тех пор хожу с душой на перевязи.
— Таблетки тебе не помогут.
Она зажмурила глаза и выпятила нижнюю губу, словно ребенок, который вот-вот расплачется.
— Никто не просил вашего совета. Вы ведь шпик, да? — Она втянула носом воздух. — Я чувствую, как от вас воняет грязью. Грязью человеческих тайн.
Я
Поднявшись с пола и слегка ударившись при этом головой о бумажную бабочку, я подошел к двери на балкон и выглянул наружу. В узком промежутке между двумя доходными домами виднелась светлая полоска моря, по которому плыл трехпалубный парусник, подгоняемый легкими порывами ветра.
Когда я снова повернул голову, комната показалась мне темной, словно прозрачный куб тени, наполненный невидимой жизнью. У меня возникло ощущение, что бабочка вдруг ожила и принялась порхать. Девушка поднялась и, пошатываясь, встала под ней.
— Вас прислала моя мать?
— Не совсем так. Но я разговаривал с ней.
— Догадываюсь, что она сообщила вам обо всех моих ужасных поступках. И о том, какая я скверная, какой у меня жуткий характер, ведь так?
— Нет. Просто она беспокоится за тебя.
— Ее беспокойство связано с Фрэдом?
— Кажется, да.
Она утвердительно кивнула головой и, опустив ее, уже не поднимала.
— Меня тоже это беспокоит, но по другой причине. Она думает, что мы любовники или что-то в этом духе. Но похоже, я не способна к совместной жизни с другими людьми. Чем больше я с ними сближаюсь, тем сильнее испытываю холодность.
Почему?
— Потому что боюсь их. Когда он… когда мой отец выломал дверь в ванную, я залезла в корзину для белья и закрыла крышку.
Никогда не забуду, что я ощущала в тот момент… Словно я уже умерла, похоронена и навсегда в безопасности.
— В безопасности?
— Да. Ведь нельзя убить мертвого.
— А чего ты боишься, Дорис?
Она устремила на меня взгляд из-под светлых бровей:
— Людей.
— И то же самое ты испытываешь по отношению к Фрэду?
— Нет. Его я не боюсь. Порой он доводит меня до бешенства. В такие моменты у меня возникает желание его… — Она замолчала на полуслове, и я услышала, как она скрипнула зубами.
— Какое у тебя возникает желание?
Некоторое время она колебалась; на ее лице отразилось напряжение, как будто она вслушивалась в тайные голоса внутри себя.
— Я хотела сказать: убить его. Но на самом деле я так не думаю. Да и что толку в этом? Бедный старый Фрэд и без того уже мертв и погребен, как и я.
Под влиянием первого импульса мне захотелось возразить ей, сказав, что она слишком молода и красива, чтобы говорить таким образом, но она была свидетельницей, и я предпочел с ней не спорить.