Голубой Ютон
Шрифт:
– Diva Catharina Magna, я даже примерно не могу представить во что это обойдется. Точнее, я просто не знаю таких чисел, чтобы выразить сколько все это будет стоить.
– И не надо выражать, за эти камни я вообще не собираюсь платить. Но я сказала «предложение», а не «просьба». Из Африки порфир возить долго и дорого. Но я предлагаю вам возить его не из Африки, а брать камень в Империи. Я говорю вам, где из порфира будут сложены горы, из которых можно добыть камня в тысячи раз больше, чем нужно мне. Еще я даю три тысячи вот таких … – слово римлянин не понял,
Если бы Марк Ливий Павел знал терминологию богинь, то мог бы сказать, что мозг его заработал как суперкомпьютер. Если взять тысячу волов, то на каждого придется перевозка всего двух тысяч камней. Волы неторопливы, а в повозку поместится с сотню таких камней – но если путь в один конец занимает неделю, то два миллиона камней они перевезут меньше чем за год. А рабы сейчас очень недороги, их и две тысячи, и пять даже можно купить. Ну а в разрешении на добычу камня ему ни Гордиан, ни Деций не откажут…
– Тогда и я не буду их предлагать купить. Два миллиона я смогу поставить вам примерно за год… считая с той минуты, когда вы укажете мне на нужную гору. Если вы будете ко мне благосклонны…
– Мы – будем, – почему-то широко улыбнулась Великая. – вы всё получите когда вернетесь с письмом от императоров. Или без него, ведь это касается только нас с вами?
– Я подслушивала, – встретила Лера Катю, вернувшуюся после разговора с римлянином в дом матери. – И мне интересно, что же ты ему обещала отдать в количестве трех тысяч штук.
– Конечно подслушивала, иначе зачем бы я микрофон к себе цепляла? А про три тысячи… это Вовкин неудавшийся заказ. Ему для перфораторов шахтерских Лена сделала десять тонн хромванадиевой стали и сначала сделала три тысяч пробойников. Только сделала она их толщиной по двадцать миллиметров, по килограмму с лишним они получились, а перфоратор, как оказалось, нормально может долбить только буром до семисот пятидесяти грамм, то есть максимум шестнадцатимиллиметровым. В детали я не вникала, но вроде сам перфоратор слишком легким оказался для такого бура… Вовка думал тяжелые на переплавку отправить, так отправит попозже.
– Или не отправит. А римляне из них себе какое-нибудь супероружие скуют.
– Плевать: нам каждый обошелся в семьдесят копеек, а если римляне их зажмут – а скорее всего зажмут – то получается, что мы им их продадим по двадцать пять рублей. Небольшая, но выгода, всего-то три тысячи процентов прибыли – и это не считая брусчатки на всю Красную площадь с прилегающими улицами. А насчет оружия – там в справочнике настолько сложная термообработка сплава расписана, что римляне
– Ну, с этим понятно, но… Брусчатка из порфира?
– Лера, я же не историк, а всего лишь архитектор-самоучка. Порфир в полтора раза прочнее гранита и на четверть устойчивее габбро к истиранию. Можно, конечно, и до Онеги доплыть пока на Свири порогов нет, но если площадь черным камнем замостить, то как народу объяснить почему она Красная? Кстати, как раз порфиром из этого месторождения в Италии дороги и мостили – в двадцатом веке.
– Ты, девушка, еще более непредсказуема, чем твоя мать.
– А что мать? – поинтересовалась вошедшая на веранду Лиза. – И чего ты такая… сумрачная, что ли?
– Ты, мать, тоже непредсказуемая. Я, например, до сих пор понять не могу, зачем Катя Кремль в Москве строит. Но это так… мелочь. И я не сумрачная, а просто задумчивая. Марина сегодня борщ варила? А то мне срочно нужно поверить в светлое будущее…
– Борща сейчас налью, – раздался голос Марины из кухни, – и вы, девочки, тоже на кухню идите – нечего из-за какого-то римлянина себя голодом морить.
– Бабуль, я не морила, я дома поела.
– Это давно было, а борщ только что сготовился. Так, Лера, рассказывай, что тебе в будущем светлым не показалось?
– Не в будущем, а уже в прошлом. Помните, Деций Троян к нам приезжал?
– Слышали, но не помним, он же только с тобой разговаривал, причем в Епифани.
– В Усть-Непрядвинске, но это неважно. Мы тогда обсудили с ним варианты развития Римской империи, я ему среди всего прочего рассказала – без имен, конечно – про реформы Диоклетиана, об их достоинствах и недостатках… как возможные варианты купирования нынешнего кризиса, конечно. Он мне еще вопросов позадавал, а я – поскольку история-то уже изменилась – поделилась своим мнением о том, что может Империю разрушить…
– И? – Лиза прервала сильно затянувшуюся паузу.
– В общем, в Риме больше не осталось христиан. И иудеев: римские власти их не различают.
– И куда они делись? Надеюсь, не к нам побежали?
– Нет. Деций Троян, как и Диоклетиан позже, тоже христиан сильно не любит. Как и Гордиан, кстати. Но, в отличие от потенциального императора будущего, нынешние не просто обрели высочайший авторитет благодаря выдающимся победам и очень веским выплатам войскам, но для солдат они еще являются любимцами богинь… нашими любимцами…
– Нет, я когда-нибудь тебя обязательно стукну, – Лиза снова прервала установившееся молчание, – может тогда научишься по делу говорить.
– В общем, императоры сказали – солдаты сделали. Потому что живые богини недовольны тем, что кое-кто богам выдуманным поклоняться задумал… Христиан и иудеев большей частью просто вырезали, а меньшей – определили в рабство. На рудники, а оттуда живыми не возвращаются.
– Да уж, неловко получилось… – прокомментировала известие Марина цитатой из старого анекдота. – И сколько народу… пострадало?