Голубые дороги
Шрифт:
Серов, Чкалов, Коккинаки, Лактионов, Стефановский, Бахчиванджи побывали у него в гостях. Не стало отбоя от корреспондентов. Антон отказывался от встреч, бесед, интервью, но не мог отказать он только Цитовичу. Цитович заслужил внимания своим долготерпением, желанием глубже познать жизнь авиаторов.
Состоялась их первая беседа.
Губенко предложил:
— Вы спрашиваете — я отвечаю. Так? Но ведь вам трудно спрашивать. Давайте так: я рассказываю — вы переспрашиваете.
Антон припоминал все, забирался в самые дебри своей родословной, вросшей, как дуб, в землю России, но, точимый невзгодами и питаемый горькими соками, он
Деревня Ново–Апостоловка, где он родился, входила в систему солдатских хуторов и была образована в конце XIX века из отставных солдат царской России. Самодержец Российский милостиво разрешал поселяться на землях Новороссии, осваивать их и заводить семьи. Поселился здесь и бывший рядовой Прокофий Губенко. От него и пошел род Губенко, которому суждено было принести своему отечеству и пользу, и славу.
К тому дню, когда Алексею, сыну Прокофия, настало время отделиться, был у них дом, лошадь, корова, соха. Потом навалился голод и погнал Прокофия в Таврию на заработки. Там он надорвался, вернулся больной, обреченный. Клочок земли и скудное хозяйство перешло к сыну Алексею. Он, как и отец, отдавал всю силу земле, чтоб иметь достаток. Но достаток не шел в семью. Обиженный и мрачный, Алексей Прокофьевич срывал зло на жене, на детях. Так и шел по жизни, не поднимая головы. Не верил он и в свои силы, не верил и в своих детей.
Жена Наталья Пантелеймоновна была работящая и добрая, она умела понять своих детей, заглянуть в душу и своим тихим спокойным голосом могла заставить поверить в свои силы. Но еще больше верила она в них сама, в их счастье, в их лучшую жизнь. Она не пристегивала ребят к земле, хотя уважала землю не меньше Алексея Прокофьевича, она говорила: «Глаз видит близкое, ухо слышит далекое». Слышала она новую жизнь, потому и отпускала детей в город, в новую, неведомую ей жизнь…
Так ушла Татьяна и стала учительницей. Так ушел и Антон…
— Мне было лет четырнадцать, — рассказывал Губенко, — когда в сельской школе я услышал о школе летчиков. Тайком от всех я написал письмо председателю ЦИК Украины товарищу Петровскому, заклиная принять меня в такую школу. Теперь-то мне этот поступок кажется дерзким, но тогда я не думал о таком пустяке, — смеется Антон. — И вот через несколько недель меня вызвали в сельсовет и торжественно, в присутствии притихших сельчан, вручили письмо от Петровского. Я побежал с ним к сестре, читая и перечитывая на ходу. Письмо призывало меня к терпению. Я узнал, что меня еще долго не примут в летную школу по малолетству, но что в Советской стране нет ни одной дороги, которая была бы закрыта для крестьянской молодежи. Пока что нужно воспитывать себя в школе и в комсомоле. Все будет в свое время. Это письмо я долго носил с собой, как талисман, никому не показывая, кроме самых близких друзей…
Беседы продолжались ежедневно. Точнее, Цитович приходил, садился на старый скрипучий диван, доставал блокнот, ручку и ждал. Антон расхаживал по комнате, опустив голову, думал, вспоминал, отбирал, на его взгляд, важное.
— Хорошо помню свой первый полет. Это, знаете, бессонная ночь, накануне полная растерянность, когда ви–дишь — вот она, пилотская ручка, мечта жизни, и забываешь, что с ней делать.
«Готовьтесь, — говорит инструктор в переговорную трубку. — Передаю ручку! Держите нос самолета по горизонту. Спокойно. Выдержка. Мягче движения. Не так, не так, не раздражайте машину…»
А она раздражалась!
«Резко работаете! — продолжал инструктор. — Дайте машине время, пусть придет в себя. Мягче, плавнее! Вы слишком упрямы!»
«Это я-то упрям?! Я, а не машина?!»
«Да она не идет, — кричал я, забывая, что инструктор все равно меня не слышит. — Она же прыгает, як скаженный черт».
Полет превратился в пытку. Вести по прямой — чего проще? Позор! Я сгорал от стыда. Вылезал из машины весь красный, готовый к суровому приговору. Но, вопреки ожиданию, инструктор глядел приветливо.
— Ну что же, неплохо. Вам все-таки удалось сделать что-то вроде прямой…
В один из дней работа не состоялась. Цитович, привыкший к высокой точности, собранности и организованности Антона Алексеевича, терялся в догадках. Ничего не могла сказать и Анна. Она ходила по комнате, кутаясь в шаль, и беспрестанно говорила: «Пожалуйста, не волнуйтесь, подождите, сейчас придет». Но сама она волновалась больше его.
— Вы знаете, — говорила она, плохо понимая, что говорит. — Я очень счастливая женщина. Быть женой летчика трудно, но Антон… Я хорошо знаю, что он любит меня, нашу Кирюшку, свою маму–большую, маму–маленькую…
— Я пойду, — не выдержал Цитович.
Цитович не знал, что в тот день командир–комиссар Курдубов написал аттестацию на военного летчика Губенко и, как положено по приказу, объявил ее.
«Тов. Губенко со своим отрядом отлично провел войсковые испытания самолета «И-16». Отряд т. Губенко, которым он командовал во время войсковых испытаний, был стахановским и по всем видам боевой подготовки занимал первое место в эскадрилье.
– За высокие достижения в учебно–боевой подготовке т. Губенко награжден орденом Ленина и три пилота из его отряда получили орден «Знак Почета». Отряд Губенко, вновь сформированный из летчиков, переучившихся из разведчиков на истребителей, к концу учебного года занял в эскадрилье второе место.
Сам отличный летчик–истребитель и умело воспитывает эти качества в подчиненных, но слабо дисциплинирован сам. Замечаниями старших начальников пренебрегает.
Отличный парашютист. Любит экспериментальную работу и все время к ней стремится. Имеет много предложений экспериментального порядка. В воздухе способен на выполнение самых ответственных и сложных заданий на самолете и с парашютом.
Личные оценки: по технике пилотирования — отлично, по теории авиации — хорошо, воздушному бою и воздушно–стрелковой подготовке — отлично. Наставление и уставы — отлично, матчасть самолета и мотора — отлично.
По характеру болезненно впечатлителен и самолюбив, поэтому бывают случаи невыдержанности и нетактичности по отношению командованию эскадрильи и заносчивости перед товарищами по работе. 19.10.36 г. проявил воздушное хулиганство, случайно не закончившееся катастрофой. При этом заявил о своем уходе из эскадрильи.
Вывод: должности к–ра отряда вполне соответствует. По выслуге лет, по подготовке и опыту работы достоин присвоения воинского звания «капитан». Учитывая высокие летные качества и большое стремление к экспериментальной работе, целесообразно использовать на летной и парашютно–десантной работе в НИИ ВВС, но требует особого наблюдения за дисциплиной в воздухе».