Голубые капитаны
Шрифт:
Пяти шагов не дошел Петя до избушки. Но весть от Акима Грицева, спрятанная у сердца мальчика, нашла адресата…
С помощью артиллериста Михаил Корот утром еле вышел на полигон. А ближе к полудню на рее дзота взвился белый флаг. Продолжая постукивать заостренным концом молотка по боеголовке бомбы, Корот не заметил подошедшего ефрейтора Крица с солдатом. Криц остановился позади артиллериста и, покручивая в пальцах винтовочный шомпол, подмигнул солдату:
— Старается!
—
— Встать, русская свинья! — заорал Криц по-немецки. — Ты забыл о почтении, шкура!
Артиллерист поднялся с корточек и равнодушно уставился вдаль.
Криц орал в том же тоне, но уже по-русски:
— Все сорвалось. Леса обложили каратели. Связь с бригадой прервана. До завтрашней ночи ждать нельзя. Под утро полигон взорвут… Молчишь? — перешел на немецкий. —
Я тебе покажу-у! — И с размаху обжег спину артиллериста шомполом. — Работать, немедленно работать!
Корот застыл с поднятым молотком. Артиллерист сел, взял в руки инструмент.
— Не горюй. Как стемнеет, готовьтесь к побегу, — ворчал по-русски Криц. — Есть выход.
Он отошел от артиллериста, накричал на Корота и не спеша, с достоинством удалился. Михаил Корот удивленно смотрел ему вслед.
— Пушкарь, разжуй мне… Кто этот оборотень?
— Не понял? Наш он. Аким Грицев.
— А почему Криц?
— Так немцам легче и приятнее выговаривать.
Ночью в бараке не спали. Прислушивались к каждому шороху на улице, к неторопливому шагу часового. Вот его окрик. Разговор. Приглушенный стон. Вошел Аким Грицев с автоматом и винтовкой в руках. Все повскакали с соломы, окружили его.
— Готовы? — И, подняв руку, он приглушил быстрый ответ: — Артиллерист, на винтовку. Тебя, кажется, взяли в Дмитровке?
— Точно, браток.
— Значит, окрестности знакомы… Поведешь группу. В Дмитровку не заходить: там воинская часть. Идите к фронту, сейчас это менее опасный путь. Вот немного харчей, — протянул он противогазную сумку. — И еще весть на дорогу: позавчера фельдмаршал Паулюс сложил оружие в Сталинграде! Прикончили там немчуру!
— Ур-ра!
— Тише! Ти-ше, говорю!
— Есть, браток! Дай я тебя расцелую… Пошли, ребята!
Аким повернулся к Короту:
— Над тобой здорово поработали, парень. Душа-то держится? Обузой будешь ребятам в походе, а задержатся из-за тебя — значит, погибнут. Парашютом управлять умеешь?
— Двенадцать прыжков.
— Тогда… — Аким понизил голос до шепота и что-то коротко объяснил. — Понимаешь?
— Когда он летит?
— С рассветом.
— Согласен! Но нельзя ли как-нибудь передать «привет» Штруму?
— Насчет его я уже получил приказ, недолго жить гаду! Пошли. — И Аким взял Корота под руку. — Что… сам? Крепок ты, медведь!
Корот вышел из барака, вдохнул свежий морозный воздух, увидел звезды, чистые, яркие, и
— Тише! Здесь ползком. Нас ждут у самолета вон в той будке.
Полз Корот трудно, ныла отбитая грудь, вывернутая в плече рука плохо слушалась, он сильно подгребал только правой и отталкивался ногами, тихонечко постанывая.
Они ползли от околицы деревни по аэродрому к стоянке самолетов, пытаясь слиться с желто-черным снегом. По стоянке шарил луч прожектора, будто подметая ее, вычерчивая китообразные силуэты «Хейнкелей-111».
— Бегом! — приказал Грицев, когда луч уполз в сторону.
Они рванулись к ящику из-под авиадвигателя, превращенного в будку для мотористов. Юркнули в маленькую дверь. Их встретил шепот:
— Аким?
— Мы. Как дела?
— Часовой на том конце стоянки. Подвижный пост еще не выходил из караулки. Провода от электромотора мы вывели наружу.
— Одежка?
— Есть.
Михаилу Короту дали отдышаться, сунули в руки ватный комбинезон и эрзац-валенки с портянками из шинельного сукна. Он переоделся в темноте, затянул на плечах лямки маленького пилотского парашюта.
— Готов? — ощупал его Грицев. — Пошли!
Проклиная луну и служаку-прожекториста, они выждали удобный момент и перебежали к ближайшему самолету.
Под широкими крыльями «хейнкеля» — густая темнота. Моторист покопался у выступа кабины нижнего стрелка, нашел концы проводов, скрутил их одним витком. Тихое жужжание электромотора внутри фюзеляжа пригнуло Корота к земле, но он сразу выпрямился.
— Иди сюда. Полезай. Удержишься? — В карман Короту сунули кусачки. — Не вырони, перекусишь тросы.
Три полутонные бомбы прощупал над собой Михаил Корот. Ухватился за среднюю. Холод от нее жег кожу. Ныли мышцы разбитого плеча, слабли кисти.
— Упаду, хлопцы!
Плечами его приподняли, поддержали.
— Зацепись ногой!
Тихо заворчал электромоторчик. Створки бомболюка пошли вверх, мягко придавили спину.
— Счастливо добраться! — услышал он голос Грицева.
— До встречи, други!
Теперь он лежал в металлических листах бомболюка, слегка прижатый ими к сигаре, начиненной тротилом. Попробовал развести руки. Дотянулся до ветрянок средней и правой бомб, пощупал тросики предохранительных чек. Передвинулся влево. Коченеющие пальцы скользнули по округлости третьей бомбы: предохранителя на боеголовке не было, ладонь лежала на оголенном диске взрывателя. Это была бомба с «полигона смерти», может быть, одна из тех, на которых сам Корот испортил резьбу. Он с силой дернулся, стараясь повернуться на живот. Боль во всем теле отрезвила. «Эх, забыли про варежки!» — подумал и засунул в рот ледяные кончики пальцев…