«Голубые Орхидеи»
Шрифт:
Он не хотел кончать… нет еще.
Он хотел, чтобы это продолжалось вечно.
— О! О! О! — выкрикивала Юлия, извиваясь под ним и выгибая спину. Ее привлекательное личико блестело от пота. — О… пожалуйста! Пожалуйста! — вскрикивала она. — Я люблю тебя, я люблю тебя!
Михаил проникал все глубже и глубже, приближаясь к завершению, но все еще удерживал себя. Волны острого наслаждения спиралью проходили по его телу, пока он играл Юлией, как музыкальным инструментом. Она была подвержена множественным оргазмам и не могла сдерживать крика.
После шестого
Но когда Михаил откинулся на постель рядом с танцовщицей настолько пресыщенный, что почти не мог ни двигаться, ни говорить, Юлия внезапно вскочила с кровати и схватила халат, висевший на стуле.
— А теперь ты должен уйти, — объявила она.
— Что? — глупо переспросил он.
— Я сказала, что ты должен уйти. Одна ночь… Помнишь, что я сказала тебе? У меня уже есть любовник и иногда — не часто — он приходит по утрам, и я хочу привести в порядок комнату на случай, если он придет сегодня.
— Но…
— Держи, — сказала она, протягивая ему форменные брюки с заутюженными стрелками.
Отрезвевший, Михаил бродил по улицам. Было ниже нуля, воздух бодрящий, а на перламутрово-сером небе над шпилями и крышами домов все еще видны звезды. Дыхание вырывалось изо рта клубами белого пара.
Его ошеломило и рассердило происшедшее. Как она могла требовать, чтобы он любил ее, испытывать такое наслаждение и утверждать, что любит его, а потом прогнать, как будто он посторонний — человек, переспавший с проституткой?
Кто этот значительный субъект, ее постоянный любовник? Зачем она выкрикивала «я люблю тебя», если не испытывает к нему никаких чувств? Если он завтра снова придет в Большой, он, может быть, получит ответ.
— Уходи, — сказала Юлия вечером после представления. Она была одета в свою меховую шубку, соболья шапочка скрывала ее красивые светлые волосы. — Уходи.
— Нет, — возразил он. — Не уйду до тех пор, пока ты не скажешь мне почему.
Она сердито пожала плечами и облизнула полные красные губы.
— О чем тут говорить? Ты красивый мужчина и понравился мне. Мы использовали друг друга. Что в этом такого уж волнующего и нового? А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня в покое!
— Но ты говорила…
— Ничего я не говорила. И ничего не чувствовала. Неужели до тебя не доходит? А теперь, если ты не оставишь меня тотчас же, я позову Дмитрия… Он выбросит тебя.
Михаил сокрушенно посмотрел на нее. Он все еще верил, что она любит его. Должно быть, что-то произошло… Возможно, любовник избил ее или запугал.
— Сомневаюсь, что ему удастся, но если ты этого хочешь, пусть будет так, — коротко бросил он и повернулся на каблуках.
В этом месяце занятия в ГРУ еще не начнутся. Он знал, что это будет изнурительное расписание, включающее стрельбу из винтовки и пистолета, использование автоматического и полуавтоматического оружия,
Михаил не хотел сейчас думать об этом. На уме у него была только Юлия, а не курс профессионального убийства.
Он стал каждый вечер приходить в Большой, но больше не заходил за кулисы, а незаметно ждал в переулке у театра, надеясь хоть мельком увидеть танцовщицу, уходящую со своим высокопоставленным любовником, кто бы он ни был.
В эти дни он иногда садился на метро и приезжал к дому, где она жила, и ждал на улице в надежде увидеть ее или еще лучше мужчину, подарившего ей квартиру.
На третий день температура резко упала, и Михаилу пришлось надеть тяжелое меховое пальто и шапку, прикрывавшую его лицо. В этой одежде он выглядел таким же безликим и укутанным, как и все московские прохожие в декабре.
Он несколько раз видел ее, но она всегда была одна или с другими девушками. Однажды она, казалось, бросила взгляд в его сторону, но — может, он и ошибся — так как она не подала виду, будто узнала его.
В один из дней утром у дома Юлии остановился черный «Зил», за рулем сидел водитель, одетый в форму. Из машины вышел мужчина в черном пальто с меховым воротником, его дыхание вырывалось клубами пара на морозе.
Это был Петров. Его отец.
— Я хочу тебя сзади, — распорядился Петров, протягивая руку за полным стаканом Столичной, приправленной перцем, которую Юлия всегда держала для него. Он сделал большой глоток огненной жидкости. — Давай, — настаивал он. — Опускайся на колени, Юлия, я знаю, ты так любишь.
Оба были раздеты в жарко натопленной квартире, и Юлия, тоже уже пьяная, смеялась и пила глоток за глотком дорогую водку.
— Нет еще, — запротестовала она, поднимая стакан. — Я хочу еще выпить, Медведище. Налей мне.
— Сейчас, — требовал он. — Сделай это сейчас, Юлия, так, как я хочу.
— Хорошо, — сказала она, надув губки, и встала на колени на постели, высоко подняв свой красивый стройный зад. Он воспользовался вазелином, который она держала для него, и так мощно вошел в нее, что качнул ее вперед. Ворча, он снова и снова делал выпады.
— О… о… — хрипло вскрикивала она, покорно изображая страсть, вцепившись руками в покрывало. Иногда она кончала таким способом, чаще — нет, но для Петрова это не имело значения. Главное, он достигал короткого, быстрого оргазма.