«Голубые Орхидеи»
Шрифт:
— Во-первых, детка, ты должна вновь обрести форму — занятия танцем и всем прочим. Во-вторых, я организую для тебя небольшое турне-возвращение — городов десять не больше — в Европе. Это облегчит тебе возвращение к постановкам, да и деньги пригодятся.
— В Европе! — она удивленно посмотрела на агента. — Но ты же знаешь, у меня ребенок.
— Ну так возьми ее с собой. Вэл, европейцы обожают тебя. Мы назовем гастроли «Валентина снова поет», а компания НВО намерена организовать прямую трансляцию из Москвы с помощью спутниковой связи.
— Из Москвы? — Валентина
— Милая, русские с ума по тебе сходят, и НВО понравилась идея в целом. Ты — русская, поешь из России, черт побери, тебе устроят концерт в Большом театре, где танцевала Надя. Миллионы зрителей увидят этот выдающийся концерт, и ты по-настоящему снова вернешься в мир, и очень быстро.
Россия. Страна, где она родилась и где осталось столько призраков. Валентина почувствовала, как по телу пробежала дрожь волнения.
— Но я хочу взять с собой Кристу, — настойчиво сказала она.
— Это можно сделать, и я поеду тоже. Я уберегу тебя от любых неприятностей, детка, — с нежностью сказал он.
На вечере, посвященном помолвке, в роскошном клубе «Джоки» в отеле «Ритц Карлтон» на Массачусетс-авеню было столпотворение. В дальнем конце комнаты стояли сенатор Уиллингем и Джина Джоунз и пожимали руки гостям, выстроившимся в длинную очередь, протянувшуюся почти до входа.
Играл оркестр Майлза Дэвиса, сражаясь с оглушительным гулом голосов и смеха политических деятелей Вашингтона, обсуждающих профессиональные дела и формирующих союзы. Агенты службы безопасности смешались с гостями, они были снабжены наушниками и портативными рациями. Здесь присутствовали два бывших президента и один нынешний, представители семьи Кеннеди и такое множество сенаторов и конгрессменов, что если бы в эту комнату бросили бомбу, то международного кризиса было бы не избежать.
Члену кубинской торговой организации Феликсу Гуэрре, мужчине крепкого телосложения, с темными печальными глазами и толстыми губами, было мало дела до всех этих знаменитостей. Ему заплатили за то, чтобы он присутствовал здесь. Смешался с толпой и весь превратился в глаза и уши.
Но тем не менее его взгляд сосредоточился на красивой женщине в синем, которая вошла в комнату под руку с довольно заурядным мужчиной. Кто-то сказал, что это кинозвезда Валентина. Он ощутил приступ желания.
Над ней стоило поработать.
Валентина и Майк прошли через выстроившуюся цепочку.
— Интересно, очень болит рука после трех сотен рукопожатий? — заметила Валентина, увидев, как Уиллингем сердечно пожал еще одну руку.
— Я бы предпочел целовать, а не пожимать руки, — усмехнулся Майк, наблюдая за Джиной, «клюнувшей» в щеку Ралфа Джерсона, известного вашингтонского юриста.
Джина была рада увидеть Валентину. Ее привлекательная рыжеволосая головка склонилась, мелькнула ослепительная улыбка.
— Привет! Я наконец получила роль — буду танцевать в кордебалете в этом новом мюзикле «Доктор Живаго»! Чарли нажал
— Теперь мы узнаем друг друга еще лучше. Я очень рада, — сказала Валентина.
— Не могу поверить, что добилась этого. До сих пор не понимаю, почему меня взяли. Может быть, устали отвечать «нет», но в последние две недели я танцую как на седьмом небе! Получить роль почти так же хорошо, как заполучить жениха.
— Не слушайте ее, — весело сказал Уиллингем, сжимая руки Валентины, а потом крепко, по-медвежьи прижимая ее к груди. — Это даже лучше — получить роль в мюзикле. Вот чем живет моя милая… и я чертовски горд за нее.
Феликс Гуэрра ходил кругами, как бы плетя сеть. Наконец он извинился перед своей скучной спутницей и, проталкиваясь через толпу, выбрался в богато украшенный вестибюль отеля, чтобы позвонить боссу.
Вестибюль тоже был переполнен. Сюда стекались участники нескольких вечеров, проходивших одновременно в соседних банкетных залах. Он увидел плакат, прикрепленный на металлический стенд, — что-то о выборах в Соединенных Штатах.
Он с нетерпением ждал, когда какой-нибудь из телефонов освободится. Темноволосый мужчина лет тридцати пяти, с суровым красивым лицом склонился над одним из них, быстро говоря по-испански, видимо с кем-то споря, так как его голос повышался.
Когда он сделал шаг назад и Гуэрре представилась возможность рассмотреть его, кубинец похолодел. Он стоял всего в нескольких футах от Карлоса Мануэля, колумбийского короля наркобизнеса.
Гуэрра еще несколько минут прислушивался, затем небрежно отошел, пересек вестибюль и подошел к телефонам с другой стороны, где как раз освободилась одна из кабин.
Он набрал код Кубы и долго ждал, пока старая кубинская система телефонной связи соединит его. То, что он подслушал сегодня вечером, может стать политическим динамитом. Через десять минут он говорил с Фиделем Кастро.
Шампанское лилось уже два часа, когда сенатор Уиллингем, наконец, взял Джину за руку и подвел ее к микрофону, установленному у кафедры. Сенатор раскраснелся, и его голубые глаза светились от возбуждения.
— Друзья… друзья мои… слушайте все! Я хочу сделать заявление. Во-первых, хочу представить вам самую прекрасную женщину в моей жизни Джину Джоунз, леди, завоевавшую мое сердце, которую я люблю даже больше, чем политику и выпивку, в общем — чертовски сильно.
Пронесся ожидаемый смех.
— Я только хочу сказать… О, черт… — на лице сенатора отразились испытываемые им сильные чувства. Он обнял Джину и прижал к себе. — Она будет моей невестой, друзья… Мы собираемся пожениться на Рождество.
Аплодисменты заполнили зал.
Появился официант с огромным букетом ярко-красных роз, он протянул их Уиллингему, а тот церемонно вручил его Джине. Дюжина притаившихся фотографов выбежала вперед, окружив пару.
Еще больше раскрасневшись от удовольствия, Уиллингем снова схватил микрофон.