«Голубые Орхидеи»
Шрифт:
Однако фотография Орхидеи Ледерер поразила его. Девушка напоминала ему маленького сибирского котенка, с его красотой, коготками и блестящими глазами. Но в ее глазах он увидел такую боль…
Валентина с нетерпением ждала первой репетиции. Конечно, там будет Орхидея, но она уже достаточно взрослая, чтобы управлять своими эмоциями. У них должны быть вежливые деловые отношения и не больше. Она настояла на том, чтобы ее представил Кит Ленард, и теперь жила в ожидании, что вновь сможет постоянно видеть Кита. Даже случайный
Но когда она в первый раз появилась в репетиционном зале, его там не было.
Беттина Орловски, которая опять была хореографом в новой постановке Кита Ленарда, сказала ей, что его жена перенесла еще один сердечный приступ и сейчас находится в блоке интенсивной терапии в норуолкской больнице.
— Невозможно, — прошептала Валентина.
— Это так. Не правда ли, как досадно?
— Но… но когда я в последний раз слышала о ней, все было в п-порядке, — заикаясь, пробормотала Валентина.
— Теперь — нет.
Этим вечером она рискнула позвонить Киту в его поместье в Коннектикуте, но экономка сказала, что он все еще в больнице. Валентина повесила трубку, с изумлением обнаружив в себе глубокую ревность к умирающей женщине, которая по-прежнему управляла чувствами и преданностью Кита.
Удрученная и подавленная, она умылась и вышла в кухню, где заварила чай «Эрл Грей» себе и Мише.
— Ты в кого-то влюблена, не так ли? — спросил брат.
От неожиданности она подскочила и чуть не пролила чай.
— Откуда ты знаешь?
— Мы же близнецы, — просто ответил он.
— Это Кит Ленард. Я люблю его уже несколько лет и никого, кроме него, не любила, но это… — Она встала, нетвердо держась на ногах, и продолжила: — Это глупо, бессмысленно и никогда ни к чему не приведет, только принесет мне страдание. Это уже разрушило мой брак и не позволяет мне завести какие-то другие отношения. Миша, — заплакала она, давая волю чувствам, разрывавшим ей сердце. — Я люблю его! Я так люблю его! И иногда просто ненавижу ее! Ненавижу за то, что она стоит между нами. Хотя знаю, что она ничего не может поделать…
Михаил обнял ее и стал что-то ласково шептать по-русски. Валентина постепенно успокоилась, ей показалось, что на какой-то краткий момент ее окутало тепло детства.
Артисты заполняли репетиционный зал, зевали, рассаживаясь на стульях в первых рядах в ожидании начала репетиции. Орхидея заколебалась, обнаружив, что брат Вэл, этот русский, уже сидит в первом ряду.
Он был самым притягательным мужчиной, которого она когда-либо видела. Их представили друг другу, но знакомство прошло не слишком удачно. Он едва взглянул на нее своими зелеными проницательными глазами, и она ощутила неожиданный приступ застенчивости.
«Иди, сядь рядом с ним… рядом как раз свободное место», — говорила она себе, но знала, что не
Она нашла место в пятом ряду.
— Привет, — зевнув, сказала Джина Джоунз и плюхнулась на сиденье рядом с ней.
— Я хочу, чтобы ровно через пять минут все участники кордебалета собрались в комнате номер два, — объявила Беттина, выйдя на авансцену. — Я говорю, ровно через пять минут. Это имеет отношение и к мисс Джине Джоунз.
— Ох, — пробормотала Джина, — она просто помешалась на мне.
— Я уверена — это не так, — возразила Орхидея.
— Это так. Я только что разузнала, что Чарли нажал на кое-какие пружины, чтобы меня взяли, и он действовал через голову Беттины. Поэтому она ненавидит меня. Я думаю, что и сама смогла бы получить эту роль, но это так мило с его стороны, что я не могу с ним ссориться.
Михаил, сидевший впереди них, поднялся и пошел по проходу, брови его были насуплены. Он чуть-чуть прихрамывал, но заметить это мог только человек, наблюдающий за ним так пристально, как Орхидея.
Она рассеянно сказала Джине:
— Никому нет дела до того, из-за чего она тебя ненавидит. Главное, что ты участвуешь в постановке, не так ли? Теперь она не сможет избавиться от тебя.
— Да, без того чтобы не плюнуть в лицо Чарли, — хихикнула Джина.
Прошли две недели репетиций. Кит Ленард только ненадолго появлялся в зале. Выглядел он измученным и обращался с Валентиной точно так же, как с Беттиной, Орхидеей, Джиной и прочими — казалось, смотрел мимо них.
— Кит! — догнала и окликнула его однажды Валентина, когда он, взглянув на часы, покидал репетиционную.
— Извини, Вэл, я тороплюсь в больницу.
— Я знаю, Кит, как она?
— Не очень хорошо.
— Она… Кит…
— Давай оставим эту тему, — резко оборвал ее он.
Не считаясь с унижением, она спешила вслед за ним по лабиринту темных закулисных коридоров.
— Кит, я знаю, что она больна, но мы все еще друзья? Ты нарочно избегаешь меня? Я сделала что-то не так? Я не знаю, как себя вести с тобой.
— Вэл, пожалуйста, не надо.
— Не надо что?
— Вэл, Синтия умирает, — прошептал он.
Валентина резко остановилась, пытаясь преодолеть чувства, внезапно поднявшиеся из глубины души.
— Мне очень жаль, — запинаясь, сказала она, — очень, очень жаль нас всех! Но я тоже люблю тебя. Как быть с нами? Что делать с нашей любовью?
Кит посмотрел на нее, и лицо его исказилось.
— Вэл, пожалуйста, в другой раз, — начал он, но Валентина уже повернулась и побежала назад, по коридору, его слова, отвергшие ее, эхом звучали в ушах: Вэл, пожалуйста, в другой раз.