Голубые солдаты
Шрифт:
В это время к Рязанову, стоявшему у правого края нашей воистину малой земли, подошел один из проводников и протянул ему конец веревки.
— На, держи, браток… Наматывай помаленьку на руку. А мы с Тимофеем байду подтянем поближе к берегу.
Вскоре из камыша показался нос небольшой плоскодонной лодки. Солдат, которого звали Тимофеем, перебрался на нее, начал бесшумно вычерпывать деревянным ковшом воду, заполнившую лодку чуть ли не до половины высоты бортов.
Внезапно в той стороне, где лежал занятый врагом полуостров, вспыхнула кроваво-красная ракета, и тотчас же там
Быстро в байду! — глуховато выкрикнул Тимофей и скомандовал своему напарнику: — Сидор, на весла!
Я подтолкнул в спину Рязанова.
— Пошел, Вася!
В мгновение ока он очутился в лодке. За ним последовали остальные. Сидор оттолкнул лодку от берега, ловко перемахнул на корму.
Стрельба нарастала. Сильными рывками весел Сидор гнал лодку к зарослям, темневшим на противоположной стороне плеса. Слева, справа и впереди в небе вспыхивали ракеты. Сжав в руках автоматы, мы ждали, что вот-вот будем обнаружены и попадем под губительный огонь.
— Ничего, проскочим! — убежденно, с каким-то охотничьим азартом бросил Тимофей. — Тут самая глубь и топь. Немцы не суют сюда носа, трясин боятся…
Лодка со всего разгона влетела в густой камыш и так сильно ткнулась носом в сушу, что Колесов едва не вывалился за борт, благо его вовремя подхватили под руки Бодюков и Рязанов.
— Вперед! — махнул рукой Тимофей и, выпрыгнув из лодки, ринулся в заросли.
Мы едва поспевали за ним. Ноги вязли в тинистом грунте, местами приходилось продвигаться чуть ли не по пояс в воде. Вещмешки со взрывчаткой, казалось, тяжелели с каждым шагом.
Сидор, замыкавший шествие, то и дело поторапливал нас:
— Быстрее, быстрее! Уже недалеко!
Стрельба не утихала. В небе непрерывно полыхал свет ракет. А мы без всяких мер предосторожности мчались как угорелые по чавкающей почве, громко шурша камышом.
Заросли начали редеть, и вскоре мы очутились на совершенно сухом островке, поросшем какой-то невысокой, удивительно жесткой травой. Грунт был твердый, и просто не верилось, что здесь, на болоте, оказался лоскут такой земли. К западу от него раскинулась широкая водная гладь, пересеченная лунной дорожкой, к северу тянулась полоса редких камышей.
— Теперь осторожно! — предупредил шепотом Тимофей. — Глядите в оба!
Вслед за ним мы направились сквозь камыши на север, в ту сторону, где шла ожесточенная перестрелка. Подводная тропа была узкой. Стоило взять чуть левее или правее, ноги сразу теряли опору, погружались в какое-то мягкое бездонье. Это был самый страшный участок трясин, тянувшихся вдоль берега полуострова, занятого гитлеровцами. Немцы считали этот участок болота совершенно непроходимым и поэтому не держали его под наблюдением. И именно здесь разведчики отыскали одну-единственную тропу, которой не раз пользовались для выхода в тыл противника через трясины. Теперь они вели по этой тропе нас.
Трудно сказать точно, как долго мы шли. Занятый опасным балансированием на узкой полосе тверди, я ни разу не взглянул на часы. Берег полуострова
Проводники сопровождали нас до глубокой канавы, пересекавшей перешеек полуострова, и, простившись там с нами, отправились в обратный путь.
Стрелки часов показывали половину первого ночи. Таким образом, с того берега сюда, до канавы, мы добирались полтора часа. Не так уж и много, но эти полтора часа всем нам показались почему-то очень и очень долгими. В те минуты никто из нас и не подозревал, что вскоре нам придется провести всего полчаса в такой обстановке, когда чуть ли не каждая секунда кажется вечностью…
Задерживаться в непосредственной близости от переднего края, под боком у противника, было крайне опасно. Выждав немного и осмотрев из канавы окружающую местность, мы решили уходить на запад, в леса, чтобы отдохнуть там и затем двинуться дальше, в район расположения «нашего» моста.
Метрах в двухстах от канавы, параллельно ей, пролегал большак, уходивший куда-то на север. Южнее перешейка лежало крупное село. Оттуда, несмотря на позднюю ночную пору, почти непрерывным потоком двигались по большаку колонны грузовиков с выключенными фарами. Было похоже на то, что перестрелка, все еще продолжавшаяся на болоте, вызвала в селе панику и заставила немцев произвести срочную эвакуацию каких-то тыловых частей в более безопасное место.
Нам предстояло перейти через большак: иного пути не было. Полуночная луна, как назло, ярко светила. Когда-то я любил подобные ночи, мог подолгу восторженно глядеть на сияющий лик луны, но сейчас я глубоко ненавидел ее. Видимо, то же самое чувство испытывали и мои друзья. Не зря у Бодюкова вырвалось в адрес луны:
— С немцами кокетничает, шельма. Чтоб она лопнула, окаянная.
Хорошо, что хоть пыли было на большаке изрядно. Она вырывалась из-под колес грузовиков, плыла за колоннами длинным шлейфом и медленно оседала на придорожных кустах и траве.
Мы решили воспользоваться этой естественной маскировочной завесой. До большака добирались по-пластунски, ползком, волоча мешки со взрывчаткой по земле. Залегли в придорожном кювете, среди бурьяна, и, выбрав момент, когда мимо прошла одна из колонн, нырнули в пыльный шлейф.
Невдалеке от большака начинался невысокий редкий кустарник. Мы пробрались через него все так же, по-пластунски, и тут нежданно-негаданно очутились перед линией свежевырытых окопов с разветвленной сетью ходов сообщений и углублениями для пулеметных гнезд. Очевидно, немцы подготовили этот оборонительный рубеж на случай, если наши войска потеснят их от болота.