Голубые солдаты
Шрифт:
Терешкин вскинул голову.
— Это Косой… К озеру идет, меня искать.
Решение созрело мгновенно.
— Колесов и Рязанов — к халупе! — скомандовал я. — Афанасий Петрович останется со мной, а ты, Семен, бери ведра и дуй навстречу Косому, на тропу. И учти, мы с Егоровым за спиной у тебя будем.
Терешкин вскочил на ноги, подхватил пустые ведра. Я накинул ему на шею немецкий автомат, вынув из него магазинную коробку.
— Хоть нож в карман мне суньте, — попросил он.
Я дал ему нож.
Колесов
— Сенька! Эге-ге-ге! — прозвучало где-то совсем близко.
— Здесь я, здесь! — отозвался Терешкин, выходя на тропу.
— Что так долго, дьявол!
— Лунка до самой воды промерзла.
— Под арест пойдешь, пес непутевый!
Терешкин остановился, поставил ведра на снег.
Мы с Егоровым залегли в сугробе с зажатыми в руках ножами, готовые к схватке. Из-за вихрящегося снега вынырнул невысокого роста, плечистый мужчина в длинном тулупе и меховом треухе.
— Ну, чего стал? — гаркнул он на Терешкина.
— Умаялся я, — ответил тот.
Косой приблизился к нему почти вплотную, взглянул на пустые ведра.
— А вода где же?
— Известно где, в озере, — процедил сквозь зубы Терешкин, рванулся вперед, сбил с ног Косого и, прикрыв широкой ладонью его рот, дважды всадил нож ему в грудь.
Терешкин встал, вытер рукавом вспотевший лоб и промолвил глухо:
— Вот и все, господин фельдфебель!
Втроем мы оттащили труп Косого на озеро и бросили в прорубь…
— А теперь пошли погреемся, — сказал Терешкин. — Да и позвонить надо дежурному в полицию, что на посту все в порядке.
В халупе было жарко, Терешкин выложил все, что знал: и где находится штаб гитлеровской дивизии, и какими приблизительно силами он охраняется, и даже набросал схему размещения отделов штаба по домам.
Егоров отлично знал ту узкую глухую улицу, которую облюбовали гитлеровцы для расквартирования штаба и штабистов. Нас больше всего интересовал оперативный отдел. Он размещался в небольшом деревянном особняке, принадлежавшем некогда псаломщику.
— И это все точно? — спросил я Терешкина, когда он сообщил интересовавшие нас сведения.
— Головой отвечаю, — ответил он. — Если доверяете, то сам провожу вас на место, а потом уйду с вами. Виноват я перед Родиной. Пусть она судит и наказывает меня, предателя.
Чтобы не вызвать никаких подозрений у полиции и не всполошить до срока гитлеровцев, я решил оставить Терешкина на посту под присмотром Егорова и Колесова, а сам с Рязановым отправился к нашей стоянке — на озеро. Якубов со своим звеном был уже там. Пробраться к станции ему не удалось: Железная дорога хорошо охранялась.
Нападение на оперативный отдел штаба мы решили произвести в одиннадцатом часу ночи, то есть еще до смены полицейских постов на городских окраинах, пока еще полицаи не обнаружили исчезновение фельдфебеля Антона
Стемнело. Утихшая было к вечеру метель разыгралась ночью с новой силой. В десять часов вечера я вывел бойцов на выжженную окраину, к халупе, где нас ждали Колесов и Егоров. Они доложили, что Терешкин самым добросовестнейшим образом, через каждый час, звонил в полицейский участок и рапортовал дежурному о полном порядке на посту.
— Что будем делать с ним? — спросил я Колесова. — Брать или не брать с собой? Оставлять его здесь одного нельзя — рискованно: все-таки служил немцам. Брать — тоже определенный риск.
— А если он наврал насчет штаба? — в свою очередь, спросил Колесов. — Пусть уж идет с нами. Последнюю проверку учиним.
Я обернулся к Егорову.
— Ваше мнение, Афанасий Петрович?
— По-моему, брать!
Якубов был тоже за то, чтобы Терешкин шел с нами.
— Я понимаю, — сказал он, — оставлять, значит, убить. А зачем торопиться с этим делом? Может, парень и в самом деле не совсем пропащий.
Терешкин стоял у двери халупы, в нескольких шагах от нас. Не знаю, слышал он наш разговор или нет, но, видимо, догадывался, что сейчас решается его судьба.
Я подозвал его, положил руку ему на плечо.
— Ты, Семен, идешь с нами. Это последнее боевое испытание для тебя.
Терешкин вытянулся, козырнул.
— Спасибо, товарищ командир. Можете не сомневаться!..
Рязанов вложил в его автомат полную обойму и дал две запасные.
Еще раз проверив полную боевую готовность каждого бойца отряда, я скомандовал:
— Егоров и Терешкин — головные. Пошли!
Продвигались мы вперед медленно, буквально на ощупь. Нигде ни огонька. В этой тьме неистовствовала, выла пурга. Егоров и Терешкин вели нас через какие-то пустыри, по безмолвным улицам и переулкам, вдоль сожженных домов, груд развалин и исковерканных заборов. Терешкин отлично знал расположение всех полицейских постов, но ни постовых, ни патрульных на улицах не было. Они отсиживались где-то в домах, в тепле, полагая, очевидно, что в такую ночь вряд ли в городе может случиться какое-нибудь чрезвычайное происшествие.
В западной части города, примыкавшей к железной дороге, обстановка была, однако, совсем иной. По улицам, буксуя на снегу, с ревом пробиваясь сквозь сугробы, часто проходили грузовые и легковые автомашины. Тут светомаскировка почти не соблюдалась. В домах горел свет, не выключали свет фар и шоферы. Все чаще попадались патрульные группы из гитлеровцев. Порой они проходили очень близко от нас. Заслышав их приближение, мы ложились на снег, пропускали их, затем двигались дальше, к «штабной» улице. Мы с Егоровым следовали по пятам за Терешкиным. Колесов и Якубов шли слева и справа от него, что называется, впритирку. Кто знает, что было на уме у этого парня?