Гомер
Шрифт:
птицегадатель Энном погиб в бою, несмотря на все свое птицегадание. Толкователь снов
Евридамант (II, 148-151) не сумел разгадать вещих снов двух своих собственных сыновей
перед их гибелью. В «Одиссее» (I, 414-417) Телемах не желает внимать прорицаниям
гадателей, созываемым его матерью Пенелопой. Во II песни (177-186) один из женихов
Евримах рекомендует гадателю, предвещающему возвращение Одиссея, погадать лучше
дома своим детям, потому что мало ли разных
им верить; кроме того, гадателя упрекает он в подкупе и желает его гибели. Предсказателю
Феоклимену, несмотря на его страшное и притом правдивое видение (XX, 350-370),
женихи отвечают наглым хохотом и собираются выгнать его ночью на улицу. Приам (Ил.,
XXII, 220-225) считает, что он отправился бы к Ахиллу даже в том случае, если бы сделать
это ему запретил какой-нибудь птицегадатель. Наконец, нужно привести то знаменитое
место из XII песни (235-243), где Гектор, несмотря ни на какие указания птиц,
высказывает общее и совершенно независимое суждение: «Знаменье лучшее всех – лишь
одно: за отчизну сражаться».
г) Магические операции в стиле волшебной сказки. В других местах гомеровских
поэм, правда, очень немногих, идет речь о магических операциях, но уже одним своим
[274] стилем она тоже весьма снижает значение этих операций и сводит их почти только
на любопытную сказку. Нянька Одиссея Евриклея, вспоминая ранение Одиссея в давние
времена, говорит, что кровь тогда уняли у него только путем заговора (Од., XIX, 455-458).
Конечно, самый факт заговора здесь налицо. Но так, как он здесь изображен, он относится
к весьма отдаленному прошлому, еще к детству Одиссея, вложен в уста простодушной
старухи, и упоминание до чрезвычайности кратко. Все это говорит о полной
неактуальности магической операции заговора для тех времен, которые изображены в
«Одиссее». В «Одиссее» (IV, 219-232) рассказывается о тех травах, которые Елена вывезла
из Египта и которые после их примешивания к вину вызывают у выпившего это вино
состояние небывалого блаженства. Стиль этого рассказа тоже свидетельствует о старинной
сказочности мотива и переносит читателя в отдаленный и чудесный Египет, где, по словам
Гомера, все люди вообще из рода Пеона, т. е. все являются врачами и исцелителями. Это
намеренная сказка, вполне сознательно отодвигающая чудотворное действие трав в давно
ушедшую старину. В контексте волшебной сказки Гомер повествует также о лотофагах и о
растении лотос, вкушение которого тоже дает забвение всех забот, забвение родины и
желание навсегда остаться
92-99). Нечего и говорить, что вся история с Киркой есть сплошная волшебная сказка,
тоже сочиненная не для реального изображения жизни, но ради забавного рассказа для
слушателей и читателей, любящих всякие чудеса и необычные истории. Прежде всего
Кирка подмешивает в напиток для спутников Одиссея какое-то зелье, дающее им забвенье
родины (X, 234-236). Затем Кирка одним ударом своего жезла превращает спутников
Одиссея в свиней (237-243). Потом Гермес является Одиссею и дает ему чудодейственную
траву «моли» с черным корнем и белыми цветами для противодействия магическим
операциям Кирки (302-306). И трава эта так и действует, как сказал Гермес (316-319). Та
же самая Кирка превращает спутников Одиссея из свиней обратно в людей, тоже при
помощи намазывания их зельем и притом каким-то новым, не тем, которое она подсыпала
им в вино (391-394). Гомер рассказывает о шапке-невидимке Аида, о чудотворном поясе
Афродиты или мече Посейдона, о волшебных жезлах Посейдона, Гермеса и Афины, об
эгиде Зевса и крылатых сандалиях Гермеса, о золотых служительницах Гефеста, о золотом
и серебряном псах у Алкиноя (тоже создание Гефеста).10)
Таким образом, древнейший историко-религиозный слой, т. е. магия, знаменья и
оракулы, хотя и представлены у Гомера в полной мере, но, с одной стороны, они явно
даются здесь в потускневшем [275] виде, непонятными даже самому Гомеру, а с другой
стороны, встречают со стороны героев недоверие и даже прямой отпор, и только в
некоторых местах этот древнейший историко-религиозный слой дается объективно без
всякой оценки со стороны автора или дается с явным намерением рассказать какую-нибудь
любопытную волшебную историю незапамятной старины, причем даже с примесью
юмористики и бурлеска.
2. Древнейший мифологический слой. Религия и мифология близко связаны одна с
другой, вытекают из одного источника и друг друга отражают. Однако, рассуждая
теоретически, религия еще не есть мифология, и мифология может уже не быть религией.
Поэтому, сказавши о древнейшем историко-религиозном слое у Гомера, перейдем к такому
же древнему у него мифологическому слою.
а) Неразвитая и бесформенная мифология, термины theos и daimon. Датский
ученый О. Йоргенсен [276] пришел к счастливой мысли противопоставить ту мифологию