Гоминиды
Шрифт:
— Господи, — сказала Мэри. — Целая планета на календарном методе. Ватикан будет от вас без ума. Но… но как это может работать? То есть, это что же, у всех женщин период — в смысле, менструация — наступает в одно и то же время?
Понтер моргнул.
— Конечно.
— Но как это воз… а, поняла. — Мэри улыбнулась. — Этот ваш нос — он ведь очень чувствительный, правда?
— Всегда считал его совершенно обычным.
— Но он наверняка гораздо чувствительнее наших. Носов, я имею в виду.
— Ну да, у вас носы действительно оченьмаленькие, —
— Мы всегда полагали, что неандертальцы эволюционировали, приспосабливаясь к условиям оледенения, — сказала Мэри. — Мы считали, что ваши большие носы позволяли вам увлажнять холодный воздух перед тем, как он попадёт в лёгкие.
— Наши учёные, которые изучают древних людей, считали точно так же, — сказал Понтер.
— С тех пор, как эволюция создала ваши носы, климат существенно потеплел, — сказала Мэри. — Но вы сохранили эту особенность, вероятно, по причине благоприятного побочного эффекта: большой нос — это ещё и более острый нюх.
— Более острый? — усомнился Понтер. — Ну, я, конечно, различаю запахи каждого из вас, и запах разных продуктов на кухне, и цветов во дворе, и той вонючей штуки, которую Рубен и Лу жгли в подвале, но…
— Понтер, — прервал его Рубен, — для нас вы вообще не пахнете.
— Правда?
— Правда. Нет, если я засуну нос к вам под мышку, то наверняка что-то учую, но в обычных обстоятельствах люди не различают запахов других людей.
— Как же вы находите друг друга в темноте?
— По голосу, — ответила Мэри.
— Очень необычно, — сказал Понтер.
— Но вы можете не только обнаружить чьё-то присутствие, правда ведь? — сказала Мэри. — В тот раз, когда вы странно на меня посмотрели. Вы ведь… — Мэри запнулась. Но Луиза — женщина, а Рубен — доктор, так что чего уж там. — Вы заметили, что у меня период, ведь так?
— Да.
Мэри кивнула.
— Даже женщины нашего вида, к примеру Луиза и я, если они живут вместе достаточно долго, могут синхронизировать свои менструальные циклы — а у нас обоняние, считай, отсутствует. Я думаю, что вполне возможно, чтобы все женщины жили по одному циклу.
— Никогда даже и не думал, что может быть по-другому, — сказал Понтер. — Меня очень удивило, когда я заметил, что у вас наступила менструация, а у Лу — нет.
Луиза нахмурилась, но ничего не сказала.
— Так, — сказал Рубен, — кто-нибудь хочет чего-нибудь ещё? Понтер, ещё кока-колы?
— Да, — сказал Понтер. — Спасибо.
Рубен поднялся.
— Вы знаете, что в этом напитке кофеин? — спросила Мэри. — Может вызвать привыкание.
— Не беспокойтесь, — ответил Понтер. — Я выпиваю всего семь или восемь баночек в день.
Луиза рассмеялась и снова принялась за салат.
Мэри откусила ещё кусочек гамбургера; кружок лука хрустнул на зубах.
— Но погодите, — торопливо сказала она сразу, как только проглотила. — Ведь это значит, что ваши женщины не скрывают овуляцию.
— Ну, она скрыта от глаз… —
— Да, но… знаете, я вела совместный курс с кафедрой женских исследований: «Биология доминирования в сексуальных отношениях». Мы предполагали, что скрытая овуляция — это ключевое свойство, благодаря которому самка получает постоянную заботу и защиту от самца. Ну, вы знаете: если вы не способны понять, когда самка фертильна, то лучше быть внимательным всё время, иначе станете рогоносцем.
Хак загудела.
— Рогоносцем, — повторила Мэри. — Это такая метафора. Означает мужчину, который тратит энергию и силы на выращивание детей, зачатых другим. Но в условиях скрытой овуляции…
Понтер оглушительно захохотал; Массивная грудная клетка и глубокая ротовая полость создавали басовитые громоподобные раскаты.
Мэри и Луиза недоумённо посмотрели на него.
— Что такого смешного? — спросил Рубен, ставя перед Понтером новую банку кока-колы.
Понтер поднял руку; он пытался перестать смеяться, но у него ничего не получалось. В уголках его глубоко сидящих глаз выступили слёзы, а обычно бледное лицо отчётливо покраснело.
Мэри, по-прежнему сидя за столом, положила руки на бёдра — и тут же смутилась своей реакции; в языке тела руки на бёдрах означали увеличение видимого размера с целью запугивания. Но Понтер был настолько кряжистей и мускулистее любой женщины, да и почти любого мужчины, что такая попытка выглядела смехотворной.
— Так что смешного? — спросила она.
— Простите, — сказал Понтер, приходя в себя. Своим невероятно длинным большим пальцем он вытер с глаз слёзы. — Просто у вашего народа иногда такое смешные идеи. — Он улыбнулся. — Говоря о скрытой овуляции, вы имеете в виду, что у человеческих женщин не она не сопровождается вздутием гениталий?
Мэри кивнула.
— Как у шимпанзе и бонобо, а также горилл и большинства других приматов.
— Но у людей вздутие гениталий пропало не для того, чтобы скрыть факт овуляции, — сказал Понтер. — Оно пропало тогда, когда перестало быть эффективно в качестве сигнала. Когда климат стал холоднее, и люди начали носить одежду. Такой тип визуальной сигнализации, базирующийся на напитывании тканей жидкостью, требует значительных энергозатрат; он потерял своё значение, когда мы начали укрывать свои тела шкурами животных. Но — по крайней мере, у моего народа — факт овуляции по-прежнему легко устанавливается с помощью обоняния.
— Вы можете учуять овуляцию так же, как и менструацию? — спросил Рубен.
— Связанные с нею… химические вещества.
— Феромоны, — подсказал Рубен.
Мэри медленно кивнула.
— Получается, — сказала она, скорее для себя, чем для Понтера, — что самцы могут удалиться на неделю и больше, не беспокоясь о том, что их самки забеременеют от кого-то другого.
— Точно так, — сказал Понтер. — Но не только это.
— Да? — сказала Мэри.
— Мы считаем, что причиной того, что наши предки-мужчины «уходили в лес» — думаю, у вас тоже должна быть похожая метафора — было то, что женщины становились весьма неприятны во время Последних Пяти.