Гончаров и криминальная милиция

Петров Михаил

– М-м-да, - почесал я затылок.
– Сколько лет вашему сыну?

– В сентябре исполнилось семнадцать, - с ноткой гордости ответила Шаврина.
– Этим летом он заканчивает одиннадцатый класс.

– И вы считаете, что за семь лет он не изменился?

– Нисколько, а если и изменился, то только в лучшую сторону. Я прекрасно понимаю, что похожа на гусыню, но постарайтесь и вы войти в мое положение. Кроме Саньки, у меня никого нет. Родители умерли, а брат погиб в Афганистане двадцать лет тому назад.

– У вашего сына, очевидно, есть девочка.

Как она объясняет его исчезновение?

– К сожалению, она, как и я, ничего не знает. Она учится в той же школе, но классом ниже. В тот злосчастный день она видела его только мельком.

– Вот видите, у него есть постоянная подруга, но это не помешало ему тусоваться возле порта с другой девчонкой, а где гарантия, что него нет и третьей? Я думаю, что именно у нее он и зависает, кажется, так они говорят.

– Нет, не мог он по своей воле где-то задержаться, он бы непременно мне позвонил.

– Право, Любовь Иннокентьевна, даже не знаю, чем могу вам помочь. Давая понять, что разговор окончен, я сокрушенно развел руками.
– Нет никакой зацепки, мне не за что ухватиться. Если предположить, что вашего сына похитили с целью выкупа, то злодеи уже дали бы о себе знать. Да и вообще это полный абсурд - требовать выкуп у педагога. Прежде чем выкрасть человека с целью выкупа, специалист трижды проверит финансовое положение его семьи. А в данном случае я не вижу ни мотива, ни резона его похищения. Извините, но скорее всего ваш сын круто загулял или даже умотал в другой город с какой-нибудь девицей.

– Школьник? Да и вообще в любой ситуации он дал бы мне знать, - не сдавалась любящая мамаша.

– Возможно, - с сомнением заметил я.
– Он у вас наркотиками не баловался? Травкой, таблетками или того хуже...

– Это исключено, - решительно прервала она меня.
– Я ведь все-таки педагог, всякого насмотрелась. И потому отношусь к этому вопросу весьма и весьма болезненно. Уже с шестого класса я стала придирчиво присматриваться к своему сыну, но, слава богу, эта беда прошла стороной. А к шестнадцати годам Санька вполне оформился как личность, и следить за ним уже не было никакой нужды. Более того, он начал сам меня воспитывать. Стыдно признаться, но, поломанная судьбой, несколько лет тому назад я по вечерам начала было прикладываться к рюмочке, и человеком, отвратившим меня от этой пагубной привычки, был мой сын.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Ваш сын наркотики не употребляет, спиртное не жалует, дружит только с одной девочкой, похитителям взять с него нечего... А он у вас, случаем, в картишки не любит перекинуться? Например, с дворовой шпаной? Какой-нибудь там должок набежал?

– Нет, и такого греха я за ним не замечала.

– Тогда я сдаюсь, и мне нечего вам больше сказать, - решительно вставая, закончил я разговор.
– Если от сына появятся сигналы или вскроются какие-то факты, то...

– Подождите, - преградила она мне путь к выходу, - не торопитесь отказываться, я вам хорошо заплачу. Хоть сейчас, в качестве аванса, готова выдать десять тысяч.

–

Я не возьму у вас деньги, потому как почти уверен, что ничем помочь не смогу. Но позвольте...
– Я не умел скрыть удивления.
– Откуда у бедного учителя такие деньги?

– Сын заработал, - чуть смутившись, ответила она.

– Вот как? А почему вы умолчали, что он у вас работает?

– Видите ли...
– покусывая губы, замялась она.
– Как бы это лучше сказать...

– Как есть, так и говорите, если вы хотите моей помощи, то я должен знать все.

– Я так и думала, что рано или поздно мне придется это сделать. Короче говоря, мой сын нигде не работает, но начиная с сентября месяца регулярно приносит в дом большие деньги.

– Что вы подразумеваете под выражением "большие деньги"?

– Не знаю, но за три месяца он передал мне больше ста тысяч. Мы поменяли свою однокомнатную квартиру на двухкомнатную и купили подержанный автомобиль вместе с гаражом. Кроме того, он подарил мне золотые сережки и дюжину серебряных ложек.

– И каким же образом на него свалилось такое богатство?
– невольно заинтригованный ее информацией, спросил я.

– В том-то и дело, что ничего членораздельного мне от него добиться не удалось. Он просто улыбался, когда я в десятый раз спрашивала его об одном и том же. Улыбался, уверяя, что никакого криминала за этим не стоит, а как-то напомнил, что в свое время обещал освободить меня от работы и теперь слово свое сдержал, и я могу бросать свою чертову школу.

– Это уже любопытно.
– Я сел на место и, не спрашивая разрешения, закурил.
– Он у вас часто пропадал по ночам? Если да, то как он объяснял свое отсутствие?

– Никак, потому что он всегда ночевал дома и являлся не позже одиннадцати.

– Еще одна загадка, - недоуменно пожал я плечами.

– Если бы только одна, - горестно вздохнула она.
– Когда пошли третьи сутки его отсутствия, я решилась на крайние меры и произвела в его комнате детальный обыск. Вы знаете, что я обнаружила у него под матрасом?

– Не знаю, и, наверное, вы пришли сюда не для того, чтобы загадывать мне загадки.

– Простите, вы правы.
– Смутившись, она щелкнула замочком сумочки и вынула из нее какой-то предмет, аккуратно завернутый в шерстяной шарф. Взгляните.
– И после некоторого колебания она положила сверток на стол.

– Взгляну, - кивнул я, разворачивая шарф.

То, что я увидел, невольно заставило меня вздрогнуть. Передо мной лежал "вальтер". Но не тот, армейский, девятимиллиметровый, из которого прикончили незнакомца на кладбище, а гораздо меньшего калибра и размеров. Обиходно его именуют дамским, а в войсках вермахта пистолетом "для себя". Однако факт оставался фактом - передо мной лежало трофейное оружие, довольно необычное для нашего времени и для наших мест.

– Где он мог его раздобыть?
– вытащив полную обойму и понюхав ствол, поинтересовался я.
– На дороге такие штуки не валяются.