Гончаров и криминальная милиция

Петров Михаил

Направив его в загадочный штрек, я начал, покручивая, проталкивать его вглубь, надеясь в самом скором времени натолкнуться на новый сюрприз. Тщетно, шланг полностью вошел в пустоту, не обнаружив даже намека на ее окончание. Обескураженный таким положением дела, я выбрался из ямы, положил свою находку на верстак и не торопясь закурил, тем самым приведя заинтригованную женщину в состояние, близкое к истерике.

– Скажите, Любовь Иннокентьевна, вы купили гараж вместе с машиной?
– не спеша разворачивая мешковину, спросил я.

– Да, а что?
– пытаясь мне

помочь, торопливо ответила она.

– Ничего, - отмахнулся я и отбросил тряпку. В полиэтиленовом мешке, завернутый в газету, угадывался предмет, по форме напоминающий кирпичик. Выйдите из гаража, - почесав переносицу, попросил я Шаврину.

– Зачем?
– подозрительно спросила она.

– Можете оставаться, - бесшабашно щелкнул я пальцами, - но дать вам гарантию в том, что эта штука не рванет и вы останетесь живы, я не могу.

– Боже праведный!
– всплеснув руками, побледнела она.
– Неужели вы думаете, что...

– Не знаю, но такое в наш волшебный век вполне возможно. Идите.

– Нет, я останусь, - решительно возразила она.
– Санька пропал, и возможно навсегда. Я не дура и прекрасно все понимаю, а жить мне без него нет смысла. А посему это я вам предлагаю выйти из гаража.

– Уже поздно, уважаемая смертница, - засмеялся я, извлекая из мятой газеты вычурную серебряную шкатулку со всякими пасторальными штучками, выполненными по эмали.
– Саперы не имели бы никаких возражений против подобных мин.

– Какая прелесть!
– не смогла сдержать своего восхищения женщина, которая секунду тому назад готова была расстаться с жизнью.
– Ей не меньше двух веков.

– Сомневаюсь. Скорее всего, она изготовлена в самом конце прошлого века или в начале этого. Но посмотрим ее содержимое.

Уже без колебаний я нажал на две боковые кнопочки, и крышка шкатулки откинулась, открывая нам свое на треть наполненное брюхо. Но и того, что в ней находилось, за глаза бы хватило обеспечить мне, Милке и любимому тестю безбедную старость где-нибудь на Гавайских островах или в трущобах Швейцарии. Боюсь, правда, полковник выбрал бы Селигер.

– Боже мой!
– запуская пальчики в золотые украшения и драгоценные каменья, зашлась восторгом Людмила Иннокентьевна.
– Никогда в своей жизни ничего похожего не видела. Откуда это?

– Об этом лучше всего было бы понастойчивее спросить вашего сына, разглядывая газету, ответил я.
– Глядишь, он в конце концов и все бы вам рассказал.

– А почему вы уверены, что это его шкатулка?

– Простите, когда вы купили гараж?

– Два месяца назад, первого ноября.

– Тогда и гадать нечего. Газета, в которую завернута шкатулка, отпечатана двадцать четвертого ноября сего года. Вопросы будут?

– Нет. А что вы намерены делать со шкатулкой и ее содержимым? демонстрируя женскую логику, тут же спросила она.

– И вы еще спрашиваете?
– Подумав о том, какой беспредел творится в стране, я не обиделся на растерявшуюся учительницу.
– Она ваша. Я нашел ее на территории вашего гаража, а значит, сокровище по праву принадлежит вам.

– А законно это?
–

Отступив на шаг, она затравленно зыркнула на меня и на открытые ворота гаража.

– Абсолютно. В жизни, как известно, все бывает, но не всем достается. Вам досталось. Я настоятельно советую - не трогайте всего этого до поры до времени, не шикуйте. И еще, мне кажется, вам следовало бы немедленно уехать из города в неизвестном даже мне направлении. Купите где-нибудь в большом городе квартирку и переждите, пока все не уляжется, если не хотите сдать клад государству.

– Что? Я вас не понимаю! Почему я должна ехать в какой-то город, покупать там квартиру и чего-то ждать? Чего? А как же Санька? Боже мой! У меня голова пошла кругом.

– Неужели вам еще непонятно? Непонятно, почему исчез ваш сын? Боюсь, что причина его пропажи напрямую связана с этой шкатулкой. Вполне вероятно, что он не пожелал выдавать бандитам свою тайну, а те не догадались или просто не знают о существовании его гаража. Как бы там ни было, не сегодня, так завтра, но они обязательно явятся к вам для серьезного разговора, и я боюсь, что после него одним учителем немецкого языка в нашем городе станет меньше. Вы мне недавно говорили, что женщина вы неглупая, так подумайте хорошенько - стоит ли раньше времени отправляться на тот свет? Решайте, а я покуда загоню вашу машину и закрою ворота.

– Не надо, - протестующе замахала она руками.
– Я придумала. Я никуда отсюда не поеду. Можно я попрошу вас об одном одолжении?

– Конечно, и, если это в моих силах, я с удовольствием его выполню.

– Вы можете сегодня ночью угнать и где-нибудь на виду разбить нашу "копейку"?

– Ломать не строить. Это нам по плечу, - хмыкнул я, сразу понимая течение ее мысли.
– Только что это вам даст?

– Все очень просто. Я не хочу отсюда уезжать по той простой причине, что все еще надеюсь на Санькино возвращение. Как вы думаете, он может вернуться?

– Трудно сказать...

– А я все-таки надеюсь. Но подвергнуть себя пыткам и насилию у меня тоже желания нет. Я рассчитываю на то, что подонки, увидев вскрытый, разграбленный гараж и искореженную машину в нем, не станут предъявлять мне претензий и более того - отпустят моего сына. Поверят, что клад украден неизвестными.

– Сомневаюсь. Однако попробовать можно, но учтите, что вы подвергаете себя смертельному риску. На вас могут напасть где угодно - в подъезде, на улице и даже на лестнице в тот момент, когда вы будете выносить мусор. Не лучше ли...

– Нет! Я решила, и пусть так будет. Вы согласны?

– Это противоречит моей морали, но что делать... Согласен, но только в том случае, если вы выполните мое условие.

– Какое еще условие?

– Сейчас я довожу вас до дома и провожаю до квартиры. Вы звоните своему директору и в устной форме заявляете, что с завтрашнего дня в школе не работаете. После моего ухода вы запираете двери на десять замков и никого, кроме меня, в дом не пускаете. Вы принимаете мой ультиматум?

– Принимаю, но сколько это может продолжаться? Сколько мне ждать?