Гончаров и криминальная милиция
Шрифт:
– А как вы сказали?
– усмехнулся подошедший Требунских.
– Поделитесь, Иван Захарович.
– Батюшки! Петр Васильевич, сколько лет, сколько зим! Ба, да и Геннадий Васильевич с вами! Какая приятная встреча!
– Очень приятная. Второй-то раз на дню, - проворчал Требунских.
– Вам не кажется, что это слишком часто?
– А что делать!
– сокрушенно воскликнул Корж.
– Работа у нас такая.
– Это точно. Что у нас там сегодня? Какая рыбина попалась?
– Свежемороженая. Мужеского полу, хорошо одетая, лет тридцати отроду. Это все, что я могу пока сказать. Сам-то я туда еще не спускался, не
– Пусть работают.
– Кивнув Коржу, Требунских подошел к истомившемуся от ожидания оперативнику.
– Ну что, Борис, как твое верхнее чутье? Не подвело?
– Не знаю, Петр Васильевич. Данных пока абсолютный ноль.
– А верхнее чутье легавым для того и дано, чтоб из ничего, из чистого воздуха родить результат. Кто и куда сообщил о трупе?
– Полчаса назад по 02 позвонил гражданин Мокин. Он дождался нашего приезда, как ему велел дежурный, а сейчас сидит в нашей машине. Пригласить?
– Он может сообщить что-то важное?
– Вряд ли. По его словам, он сошел с автобуса, не доезжая трех остановок до дома, по уважительной причине. В смысле, по маленькой причине. Ну а чтобы не делать этого на виду, Мокин подошел к парапету. Вон его следы, совсем еще свежие. Свое дело он так и не доделал, потому что вдруг заметил лежащее внизу тело с окровавленным лицом. Он сразу же побежал на вокзал и оттуда нам позвонил.
– На парапете или возле него были какие-нибудь следы?
– Видимых не было, а что там колдовал, что обнюхивал подполковник Гостюхин, я не в курсе, - с некоторой обидой доложил Казаков.
– Да вот он и сам вылезает.
– Ну что там, Георгий?
– пошел ему навстречу полковник.
– У нас все, - кивнул Гостюхин патологоанатому и, усмехнувшись, добавил: - А точнее сказать - ничего. Ничего интересного, Петр Васильевич.
– Всегда у тебя так, а позже выясняется обратное. Говори, не скромничай.
– Как вы, наверное, уже знаете, сей господин был застрелен. Но застрелен где-то в другом месте. Сюда его привезли и сбросили вниз мертвого. Это я могу судить по тому, что снег вокруг тела не нарушен. То есть как он упал, так и оставался лежать в нем, словно в футляре. Подтверждением этому может служить и отсутствие гильз. Во избежание претензий со стороны Коржа тело мы не трогали, но могу с уверенностью сказать, что стреляли в него не меньше двух раз. Одна пуля пробила грудь, а вторая, вероятно, осталась в черепе.
– Откуда же такие подробности?
– хмыкнул Требунских.
– Ведь тело вы не трогали?
– Не трогали, разве только чуть-чуть, маленько. Но к делу это не относится. А вот что показалось мне серьезным: во-первых, его ботинки! Я их забираю. Далее, пускай Захарыч промоет ему лицо. Мне оно показалось любопытным.
– Трудно с тобой, Георгий, - грустно пожаловался полковник.
– Сведения из тебя выколотить сложнее, чем из самого матерого преступника.
– К сожалению, профессия не позволяет мне делиться своими предположениями. Но на некоторые вопросы сумею ответить уже через пару часов.
– Но на один ответишь прямо сейчас. Карманы убитого пусты?
– А как вы догадались?
– По твоим неуклюжим недомолвкам.
– Да, Петр Васильевич, пусты. А также нет ни часов, ни каких-либо перстней.
– Не поминай имя Божье всуе!
– злорадно напомнил молчавший до сих
– Сдается мне, что наш "вальтер" все еще тявкает.
– Это будет известно только после того, как извлечем из черепа пулю, поправил Гостюхин.
– А я вынужден откланяться. Вы не возражаете?
– Поезжай, и немедленно приступай к работе. Домой ты сегодня пойдешь только после того, как на своем столе я увижу результаты. И еще - если у тебя сегодня появится свободный эксперт, направь его ко мне.
– Свободных криминалистов у меня нет, не было и, к сожалению, не будет, - категорично заявил Гостюхин.
– Но позвольте спросить, а за какой он вам надобностью?
– Да так, есть кое-какая задумка...
– И что только для вас не сделаешь. Не обещаю, но постараюсь, - садясь в машину, заверил Гостюхин.
– Не забудьте посмотреть в глаза покойника.
– Не забудем, - пообещал Потехин.
– А что у тебя за задумка, Петр Васильевич?
– Понимаешь, появилось у меня какое-то тревожное чувство, будто мы недостаточно хорошо осмотрели место вокруг первого трупа. Надо бы проверить. Взять радиус побольше и рыть поглубже. Ведь неспроста преступник выбрал местом казни кладбище.
– Согласен. Есть в этом деле что-то ритуальное.
– Возможно. А если так, то связано оно с девятью днями Скороходовой. Вот почему я не склонен решать вопрос с Уховым и Гончаровым так скоропалительно.
– Ты начальник, тебе решать. Но послушаем, что нам скажет главный потрошитель, - хмыкнул Потехин, глядя, как Корж неуклюже переваливает свое рыхлое тело через заградительный бордюр.
– Ничего смешного, господа офицеры, я здесь не вижу, - шумно отдуваясь, подошел он к ним.
– Вместо того чтобы стоять и упражняться в остроумии, лучше бы помогли.
– Простите, Иван Захарович, я стоял спиной и не видел, - извинился Требунских.
– Что там у вас?
– Мужчина примерно тридцати лет. Смерть наступила не менее суток тому назад, а возможно, и больше. Температура его тела полностью соответствует температуре окружающей среды, то есть семи градусам ниже нуля. Скончался он от контрольного выстрела в голову, а точнее, в лоб. Пулевое ранение в грудь сквозное, а вот контрольная пулька сейчас болтается где-то в его черепушке. Этого я не пойму. На первый взгляд, оба выстрела сделаны из достаточно крупного калибра, да и расстояние, с которого стреляли, минимальное. Тогда почему пуля не вынесла кусок его затылка? Вы уж извините, но эту задачу предстоит решить вам. Далее, никаких видимых наколок или следов ее выведения не обнаружено. А теперь бы я хотел, чтобы вы сами взглянули на личность убиенного парня. Мне кажется, что равнодушными она вас не оставит. Сейчас его достанут, а я покуда покурю и помою руки. Спиртика не желаете?
– Не желаем, Захарыч. Вы уж нас извините, только просьба у меня к вам великая.
– Не стоит извинений, я прекрасно понимаю, что эта самая пулька, засевшая у него в мозгах, дороже вам брильянта Орлова. Договорились, постараюсь, чтобы возможно скорее она легла к Гостюхину на стол. Он, сукин сын, с каждый днем ведет себя все хуже и хуже. Сегодня он снял с моего мертвеца куртку, сапоги и брюки, а завтра сымет нижнее белье и скальп. Я понимаю, что в этом заключается его работа, но надо же спрашивать! В конце концов, не в его, а в моем холодильнике клиент проведет свои последние дни. А вот он и сам, извольте взглянуть.