Гончаров и сатанисты
Шрифт:
Соблюдая двадцатиметровую дистанцию, я сел ему на хвост. В конце следующего переулка, между бетонным забором и кучей мусора, стояли "Жигули" с тонированными стеклами. Именно в них и забрался мой "олигофрен", причем на водительское место, но запустить двигатель он не смог. Постучав в стекло, я попросил прикурить. Открыв дверцу, он протянул мне зажигалку. Лучше бы он этого не делал, потому что уже через пять секунд он отдыхал на пассажирском сиденье, а я гнал машину в сторону леса. Понемногу "олигофрен" начал приходить в себя, и первая
– Усохни, навоз, - честно предупредил я его, - будешь дергаться, размажу по стеклу. Сиди и отдыхай.
– Куда мы едем?
– В лес. Сейчас бабки с тебя стрясу, может быть, потом отпущу.
– Вы не имеете права, они честно заработаны.
– Конечно, честнее не бывает, давно за тобой наблюдаю, клоп ты вонючий, последние копейки у людей канючишь. Все, приехали, вытряхивайся.
Забрался я в самую чащу, дальше снег был сантиметров двадцать, а топать пешком по замерзшему лесу мне совсем не хотелось.
– Я буду жаловаться.
– На кого?
– спросил я, грубо выталкивая этот мешок с дерьмом из салона.
Он повалился в снег и протяжно завыл, как обманутый шакал, у которого изо рта вырвали кусок добычи его более сильные враги.
– Выворачивай карманы.
– Я угрожающе пошел на него.
– Нет, нет, не отдам - это мои деньги.
– Тогда лишишься машины, болван, выбирай.
– Я снова сел за руль.
– Нет, подождите, сейчас отдам, подойдите ко мне.
Не подозревая подвоха, я подошел к уже поднявшемуся негодяю. По-бычьи наклонив голову, он пошел на меня. В правой руке, на отлете, блеснула сталь.
– Ах ты, крыса церковная, - удивился я, стараясь выбить опасный предмет.
– А ты ворюга. Я детям на пропитание зарабатываю, а ты грабишь посреди бела дня. Ща я тебя попишу!
А я и не сомневался, наверняка зная, что люди такой породы из-за рубля готовы на все. И не потому, что потенциальные преступники. Нет. Жадность, несусветная алчность способна разбудить в них зверя. После обманного финта я выбил у него складной охотничий нож, сделать это оказалось не сложно. Мужик не был профессионалом. Заломив ему руку до затылка, я вытряс его карманы. Денег было много, в основном десятитысячные купюры. Сидя на его спине, я неспешно завел разговор:
– Тебя, мне сказывали, зовут Сергей Михайлович? Отвечай.
– Отдай бабки.
– Отдам, на кой они мне нужны. Тем более приобретенные таким путем.
– Зачем же тогда отнимал? Комедию устраивал?
– Это ты, Сергей Михайлович, комедию устраиваешь возле церкви.
– Отпусти меня, дай переоденусь, противно, шмотки воняют.
– Этого не отнимешь. Но тут уж, как говорится, издержки производства. Переодевайся, но ключи и деньги я тебе пока не отдам.
Пока он принимал божеский вид, я пересчитал его четырехчасовую выручку и был приятно удивлен. Выходило, что в месяц он выколачивал пять-шесть лимонов, причем не напрягаясь и совершенно ничем не рискуя.
– Так что тебе от меня надо?
– Передо мной стоял респектабельный
– Не много, мой нищий друг. По моим сведениям, ты имеешь некоторые сведения о так называемых сатанистах. Поделись ими, и мы забудем друг друга навсегда.
– Чушь какая-то. Какие сведения, какие сатанисты? Я собираю дань у церкви, а к сатанистам, как ты сам понимаешь, отношения она не имеет, так что обратился ты, браток, не по адресу.
– Наколка у меня стопроцентная, так что колись, мой толстый друг, а то лишишься своих трехсот тысяч, заработанных кровью и потом, да и авто твое могу реквизировать.
– Ты меня, старичок, на понт не бери. Кто тебе мог сказать такую ерунду? Это же полный абсурд. Кто сказал?
– Сорока на хвосте принесла.
– Вот у нее и спрашивай, а мне отдай деньги и ключи. У меня дел невпроворот.
– Сдается мне, что года полтора тому назад некий Сергей Михайлович Лапшин был задержан с огромным количеством так называемой черной литературы, как то: магия, колдовство, сатанизм и прочий оккультный маразм, не одобряемый Православной Церковью. И если пару слов шепнуть батюшке, то вряд ли господин Лапшин сможет и далее стричь купоны под благодатной церковной сенью. Как ты думаешь, Сергей Михайлович?
– Это шантаж...
– Заткнись, жук навозный, моралист трахнутый. Не нервируй меня. А то не ровен час я еще кое-кому на тебя капну. О твоих недекларированных доходах. И тогда тебя обложат плотно и качественно. Выбирай: или исповедь на моей чахоточной груди, или лапы рэкета. У меня мало времени и много желания почистить тебе харю.
– Ну хорошо, я скажу. Да, действительно, мною была доставлена небольшая партия этой литературы из Питера. Ну и что?
– Ничего хорошего. Кому доставлена и от кого?
– От кого - не знаю, случайно купил в метро, но здесь у меня ее изъяли. Вот и все. Теперь отдавай деньги и ключи. Я все сказал.
– Я тоже. Сейчас мы едем в церковь, и я все докладываю батюшке, а затем сообщаю о твоей одиозной личности крутым мальчикам.
– Ладно, черт с тобой, только условие: ты меня не знаешь, и я тебя не видел.
– Это в моих интересах. Я весь внимание.
– Предупреждаю, они опасны, и говорить буду только то, что знаю. Это общество состоит в основном из баб. Причем жен обеспеченных персон. Собираются они, как правило, в первую субботу месяца, окучивают их двадцатилетние мальчики.
– На Лысой горе, - заржав, добавил я.
– Нет, на утесе. Там у них тусовка длится всю ночь.
– Утес большой, где конкретней?
– Так просто на пальцах не объяснишь. Нужно ехать.
– Поехали. Машина под задницей.
– Да ты сдурел. Я туда и не проеду. Снег, гололед...
– Доедешь сколько возможно, а дальше покажешь.
– Я же говорю - некогда мне.
– Ты сам являешься членом этого общества?
– Упаси Бог, и тебе не советую.
– Каким же образом ты был с ними связан? Вроде не молодой.