Гончаров попадает в притон
Шрифт:
Я открыл глаза, что-то очень знакомое и желанное узнавал я в ее лице. Но что? Вполне вспомнить я этого не мог.
– Уходите скорее, он уже идет, - властно торопила медсестра.
– Подожди!
– крикнул я, но даже сам не услышал своего голоса.
Незнакомка встала. Вошел длинный доктор, моя посетительница вздрогнула. Нет, мне не показалось, она именно вздрогнула.
– В чем дело? Почему посторонние?
– Простите меня, Самуил Исаакович, она на секундочку попросилась.
– Соня, это первое предупреждение. Гражданка, покиньте палату.
– Нет, нет, не надо, - почти закричала женщина.
– Оставьте меня. Не прикасайтесь.
Стремительно и испуганно она скрылась за дверью.
– Кто такая?
– Не знаю, доктор, я увидела ее уже перед палатой.
– Зачем ты ее пустила?
– Не знаю, она очень просила, плакала.
– Сколько она тебе заплатила?
– Нисколько... Хотя вот, крестик золотой с цепочкой. С себя сорвала и сунула в мой карман. Я сейчас хотела ей отдать.
– Можешь оставить его себе, ты уволена.
– Но... Самуил Исаакович...
– захлюпала девица-сестрица, - куда же мне?
– Куда хочешь! В обычную клинику. В нашей ты оказалась случайно. Ты хоть знаешь, сколько стоит вот этот пациент с отбитыми мозгами? А вдруг бы с ним что-то случилось? Может быть, она сюда явилась, чтоб удушить его? Кто ее вообще пустил там, внизу?
– Не знаю.
– Пойди и узнай.
– Хорошо. Я все разузнаю.
Доктор подошел ко мне вплотную. Сквозь сомкнутые веки шестым чувством я следил за ним, почему-то интуитивно подозревая опасность. Хотя и подозрение это было абсурдно.
– Ну-с, что скажете, господин Гончаров?
– А вы?
– не открывая глаз, ответил я вопросом.
– А я поздравляю вас с благополучным возвращением с того света и желаю как можно дольше не бывать там хотя бы потому, что удовольствие это дорогое.
– И сколько попросил Сатана за мой выкуп?
– Полтораста долларов в сутки.
– А сколько я пробыл у него в заложниках?
– Неделю. Точнее, шесть дней.
– Значит, я должен вам шесть "лимонов"?
– Немного больше, но за вас платят, не волнуйтесь.
– Кто?
– Для вас, как и для меня, это не важно.
– Док, мне, наверное, вредно волноваться.
– Волноваться вредно даже дятлу, а уж вам тем более.
– Давайте сделаем так, чтобы я не нервничал.
– Давайте.
– Не прогоняйте девчонку.
– Какую?
– Медсестру.
– Хм, она берет взятку у вашей... вашей...
– Сестры, - подсказал я первое, что пришло на ум.
– Да, у вашей сестры, а я должен этому потакать?
– Сестра у меня верующая, и предложить взятку предметами религиозного значения ей бы не пришло в голову. Скорее всего, моя сестра этим поступком хотела сказать: "Возлюби ближнего и будь милосердна".
"Во куда меня занесло!" - подумал я, сдерживая улыбку.
– А вы богослов или мозги еще не вполне в своей тарелке?
– Я смиренный блюститель нравственности и моральных
– А в перерывах между проповедями ловите убийц и насильников, так? Отец Браун?
– Ничто мирское мне не чуждо.
– Ладно, уговорили. Сейчас снимем показатели датчиков, а там посмотрим. Соня, подключай аппаратуру. Проводим полное обследование. Рентген тоже.
– Вы меня идиотом сделаете.
– Успокойтесь, Гончаров, это безвредно, у нас немного другая аппаратура, чем в обычных больницах.
Через полчаса, закончив какие-то мудреные расчеты, он произнес вердикт:
– Вы будете здоровы, если еще дней десять - пятнадцать пролежите не двигаясь. Соня будет за вами постоянно ухаживать. Тебе понятно?
– Конечно, конечно, спасибо вам, Самуил Исаакович.
– Двадцать четыре часа в течение десяти дней ты пробудешь в этой палате, не спуская глаз с больного. Прием посетителей только с моего ведома. До завтра я с вами прощаюсь!
– Спасибо, доктор, но мне кажется, что вы вынесли слишком суровое наказание для Сони.
– А ей как кажется? Ответь, Соня.
– Ну что вы, огромное вам спасибо, вы очень добрый и хороший человек.
– Объясни это больному.
Дверь плотно и тихо закрылась, как будто ставя точку на моей неясной тревоге. Что-то тут не так. Тревога хоть и прошла, но пауза вопроса повисла в воздухе. Бесплотная, она казалась осязаемой.
Робко подойдя к изголовью, Соня разжала кулачок. На потной ладошке подрагивал пресловутый крестик, едва не стоивший медсестре увольнения.
– Возьмите, это ваше.
– Что на нем написано?
– "Спаси и сохрани".
– Вот и сохрани его.
– Но я не вправе.
– Это вопрос теологии и философии. Человек, который его тебе дал, наверное, очень хороший?
– А вы не видели ее?
– Видел, но не четко. Как будто во сне или в бреду. Расскажи мне, какая она?
– Высокая, светлая, глаза голубые...
– И волосы длинные, немного вьющиеся?
– Да, и она плакала.
Я закрыл глаза, и длинные золотистые волосы рассыпались надо мной золотым дождем. В комнате был полумрак, лишь один рожок причудливой люстры освещал нас.
– Валя!
– невольно воскликнул я.
– Да, кажется, она так представилась.
– Кто еще приходил ко мне?
– Какой-то маленький носатый мужчина, назвался криминалистом. Он вам оставил записку. Зачитать?
– Да, пожалуйста.
– "Константин, на поверхности представленной мне перьевой авторучки фирмы "Паркер" в конечной ее части, закрытой колпачком, мною обнаружены папиллярные линии, идентичные отпечаткам большого и указательного пальцев правой руки гражданина Полякова Геннадия Петровича, находящегося сейчас в розыске. Дактилоскопическая идентификация проведена соотносительно дактилоскопической карте Полякова Г. П. Других отпечатков не обнаружено. Костя, о результатах экспертизы я не распространялся, авторучку передал Полякову В. П., а записку Соне, она моя..."