Гончие Габриэля
Шрифт:
– Я вас понимаю. Прошу меня извинить, сэр. Вы ведь ее муж.
– Пока нет, - заметил Чарльз.– Ну, Кристи, давай заглянем внутрь, купим что-нибудь, а потом уйдем отсюда и найдем местечко, где можно спокойно поговорить. Моя машина стоит на площади в конце улицы. Кстати, а где твоя группа?
– Сама не знаю. Я их потеряла. Мы проходили через Великую мечеть, потом в состоянии некоторого шока бродили по суку.
Я остановилась, чтобы поглазеть на магазинчики, а они в это время куда-то ушли.
– И ты позволила им уйти? А они не примутся с ищейками прочесывать сук, когда обнаружат твое отсутствие?
– Возможно.–
– Нет, серьезно, может, тебе все же лучше позвонить в отель?
Я пожала плечами:
– Сомневаюсь, чтобы они хватились меня до обеда. Все уже привыкли к тому, что я брожу сама по себе.
– Значит, ты все та же маленькая испорченная леди, которую я всегда так любил?
– Мне просто не нравится ходить в толпе. И потом, от кого я это слышу? Папа всегда говорил, что если кто из нас двоих вконец испорченный, так это ты, и это сущая правда, а потому лучше помоги-ка мне.
– Ну конечно же. Дорогой дядя Крис!– покорно проговорил кузен, следуя за мной в мрачную пещеру магазина.
В конце концов я все-таки купила себе белую, точнее не вполне белую, тяжелую парчу, которую, как я и предполагала, Чарльз углядел на одной из темных полок, ранее обойденной вниманием продавца. Более того, она оказалась дешевле всего, что я успела просмотреть до этого. Не особенно меня удивило и то обстоятельство, что с владельцем магазина и его помощником Чарльз разговаривал на чуть медленном, но. как мне показалось, довольно беглом арабском. Он действительно мог быть (что не раз повторяли в моем присутствии родители) "вконец испорченным", однако никто не отрицал, что он также отличался завидной сообразительностью, правда, лишь тогда, когда ему хотелось ею воспользоваться, что случалось (опять же по их словам) не чаще, чем раз в месяц, да и то лишь в своих собственных интересах.
Когда мы, сопровождаемые посыльным из магазина, несшим наши покупки, дошли до площади, то я сразу узнала машину Чарльза - не по ее модели или цвету, ибо ни того, ни другого видно не было, - а исключительно по окружавшей ее плотным кольцом толпе мальчишек. При ближайшем рассмотрении это оказался белый "Порше 911-С", и поскольку я любила своего кузена и знала свое дело, то сразу же бросила ему наживку:
– Надо же, какая прелесть! Ну, и как она тебе?
Чарльз показал, как она ему: открыл капот и стал объяснять, чуть ли не на части разобрал, чтобы все продемонстрировать. Мальчишкам машина явно пришлась по душе. Они окружали ее теперь вдвое большим кольцом и с раскрытыми ртами и вытаращенными глазами всматривались в детали, намного лучше меня оценивая достоинства макферсоновских распорок, нижних подвесок, камер сгорания, редукторов и телескопических амортизаторов... Все то время, пока эти почти любовные фразы кружили вокруг меня, я продолжала наблюдать за лицом и руками кузена, одновременно вспоминая другие времена и забавы: игрушечный электропоезд, яйцо пустельги, первые наручные часы, велосипед... Наконец он выпрямился, отогнал мальчишек от машины, захлопнул капот, расплатился с двумя подростками, очевидно выполнявшими охранные функции, и дал посыльному чаевые, при виде которых тот что-то возбужденно затараторил. Мы тронулись.
– Что он сказал?– поинтересовалась я.
– Всего лишь "спасибо". Только другими словами. "Да снизойдет благословение
Машина уверенно выбралась с запруженной площади и свернула на узкую, изъезженную улочку, ухабы которой не давали ни секунды продыха всем телескопическим амортизаторам "порше".
– В большей или меньшей степени это относится и к тебе, - проговорил Чарльз.– Я надеюсь, наша помолвка все еще остается в силе?
– Пожалуй. Однако если мне не изменяет память, ты сам же ее расторг, причем в письменной форме, когда встретил ту блондинистую манекенщицу. Как ее звали? Еще похожа была на китайскую вазу.
– Саманта? Да, шикарная женщина.
– Ну да, конечно. Они и должны так выглядеть, когда напяливают на себя все эти немыслимые наряды, а потом стоят по колено в морской воде, в копне соломы, куче пустых бутылок из-под кока-колы или в чем там еще. И что же случилось с этой Самантой?
– Похоже, она нашла свою судьбу - правда, не со мной.
– Ну, это было так давно - сразу после нашей последней встречи. И что же, кроме нее ни одна так и не вставала у меня на пути? Ведь не станешь же ты утверждать, что все эти четыре вода вел жизнь праведника?
– Ты что, шутишь?– Он сбросил скорость, резко повернул налево и поехал по очередной замызганной улочке чуть шире полутора метров.– А впрочем, да. Фактически так оно и было, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Я понимаю. А что случилось с Эмили?
– Какая еще к черту Эмили?
– А разве не Эмили? В прошлом году. Уверена, мама сказала "Эмили" или, может, Мирта? Ну и имена же ты выбираешь.
– Ничуть не хуже, чем Кристабель.
Я засмеялась:
– В том-то все и дело.
– Я лично считаю, - проговорил кузен, - что мы с тобой связаны с самой колыбели и на веки вечные. Чудесная парочка продолжает дело семьи и прапрапрадедушка Розенбаум, да упокой Господь его душу, с этого самого момента может перестать ворочаться в своем гробу, а посему...
– Давай сменим тему?
– Да нет, все в порядке, я все видел - по крайней мере "порше" был тому свидетелем. Так что все чин-чинарем. Нормалек!
– Зато ты любишь все получать даром, потому что даже когда подростком ходил весь в прыщах, я и тогда оставалась верной тебе.
– Ах-ах, как будто у тебя было из кого выбирать. А сама была толстая как детеныш тюленя. Хотя, надо признать, сейчас дело обстоит получше, косой взгляд в мою сторону, в общем-то вполне братский, в котором сексуальности было не больше, чем в глазах судьи на собачьем конкурсе.– Что и говорить, выглядишь ты великолепно, да и платье это мне нравится. Ну, а теперь, если хочешь, можешь выплеснуть на меня ушат холодной воды. Колись, есть у тебя кто-нибудь?
Я усмехнулась:
– Сам смотри, милый, вдруг тебе все это и впрямь покажется настоящим, придется тогда продавать машину, чтобы купить бриллиантовое обручальное кольцо.
– А что, это как раз по мне, - с легкостью согласился он.– Итак, мы приехали.
"Порше" сбавил ход и, сделав крутой правый поворот, въехал в маленький и весьма непривлекательный внутренний дворик. В солнечных лучах привычно кружилась пыль, на вершине батареи пустых бочек из-под бензина спали две кошки. Внутри дворика было сооружено нечто вроде навеса ярко-синего цвета, под который Чарльз с элегантной неторопливостью направил машину и заглушил мотор.