Гонцы весны
Шрифт:
— Так вот что это! — вполголоса проговорил Освальд. — Вероятно, он что-то слышал. Ну, в таком случае он должен был слышать, насколько неожиданной для нас была эта встреча, и если мне придется говорить с ним, я все ему объясню.
Глава 13
Погода для предстоящей охоты оказалась благоприятнее, чем можно было ожидать; метель прекратилась, а также исчез густой туман, и наступившее утро обещало хотя и хмурый, но прекрасный день для охоты.
Было
К своему удивлению Освальд нашел комнату брата запертой, хотя обычно у него никогда не было этой привычки. Лишь на повторный стук Эдмунд открыл дверь.
— Ах, Освальд! Что так рано?
В его голосе звучало неприятное удивление. Тем не менее Освальд вошел к нему и произнес:
— Ты уже одет, как я вижу, значит, я не помешаю тебе своим ранним визитом?
Граф на самом деле уже переодевался в охотничий костюм; он был чрезвычайно бледен, и его глаза лихорадочно блестели.
Его лицо носило отпечаток бессонной ночи. Видно было, что со вчерашнего вечера он не имел ни сна, ни покоя.
— Очевидно, ты передумал и пришел мне сказать, что примешь участие в охоте? — спросил Эдмунд, избегая, однако, пытливого взгляда Освальда и делая вид, что ищет что-то на письменном столе.
— Нет, — ответил Освальд, — ты ведь знаешь, что после обеда я уеду. Может быть, ты к тому времени еще не вернешься, поэтому я сейчас хотел проститься с тобой.
— Разве это необходимо сделать с глазу на глаз?
— Несомненно, потому что я должен переговорить с тобой кое о чем важном. Раньше, Эдмунд, ты никогда не избегал меня так как теперь. Вчера я тщетно старался хоть минуту побыть с тобой. Ты был так занят гостями и вообще так возбужден, что я отказался от намерения поговорить с тобой о делах.
— О делах? Ах да, ты имеешь в виду этот случай с управляющим. Ну, ты поговорил с ним как я тебя просил?
— Я был вынужден сделать это, так как, несмотря на мои неоднократные предостережения, ты ничего не предпринял. Дело обстояло именно так, как я и думал, а так как управляющий увидел, что я очень хорошо осведомлен обо всем, то перестал отнекиваться. Я предоставил ему выбор: или отвечать за все перед судом, или сегодня же покинуть Эттерсберг. Он, конечно, предпочел второе. Вот все доверенности, которые он передал мне, но ты хорошо сделал бы, если бы официально объявил об их уничтожении. На всякий случай я записал адрес покупателя и по телеграфу сообщил ему, что сделка не может быть заключена, так как доверенность, выданная управляющему твоим опекуном, уничтожена и переговоры велись без твоего согласия.
Освальд рассказывал все
— Я очень благодарен тебе, — кратко сказал он. — Я ведь знал, что в таких делах ты способен действовать энергичнее, чем я.
— В данном случае действовать следовало бы тебе, — с упреком заметил Освальд.
— Я ведь уже говорил тебе вчера: я был не в настроении.
— Я видел это и понял твое настроение, потому что знаю его причину.
Эдмунд вздрогнул и быстро обернулся к нему.
— Ты знаешь? Что это значит? Что ты знаешь?
— Причину твоего странного приема, твоего почти враждебного отношения ко мне, и именно поэтому я и пришел сюда. Между нами должно быть все ясно, Эдмунд. К чему это умалчивание, скрытность? При тех отношениях, какие связывают нас с тобой, откровенность лучше всего.
Молодой граф ухватился за стол, чтобы не упасть. Он ничего не ответил, а только побледнел как смерть и неподвижно уставился на говорившего.
Между тем Освальд спокойно продолжал:
— Тебе не стоит держать в себе объяснения, я смело их выслушаю. Я люблю Гедвигу и не боюсь признаться тебе в этом; я честно боролся с этой страстью и уехал, поняв, что не справлюсь с ней. Мы никогда не сказали друг другу о наших чувствах ни единого слова, и если я увлекся вчера до намека, так это было в первый и последний раз. Неожиданное свидание помутило мой рассудок, но лишь на миг, и я сразу же поборол себя. Если ты сочтешь это виной, я думаю, что могу взять на себя ответственность за нее.
Смелое, открытое признание оказало совершенно неожиданное действие. Полное ужаса изумление, охватившее Эдмунда раньше, постепенно исчезало, но граф, по-видимому, не мог еще понять двоюродного брата.
— Ты любишь Гедвигу? — воскликнул он. — Ты? Это невозможно!
— Разве для тебя это еще тайна? — спросил озадаченный Освальд. — Что же, если не ревность, встало между нами с самой первой минуты после моего приезда.
Эдмунд не обратил внимания на этот вопрос; его горящие глаза были устремлены на лицо Освальда.
— А Гедвига? — через силу спросил он. — Она отвечает на твое чувство? Она любит тебя?
— Я уже сказал тебе, что мы не объяснялись.
— Зачем объясняться? Ты знаешь, ты должен знать, любим ли ты. Это чувствуется в каждом взгляде, в каждом движении. Я же чувствовал, что между нами не было настоящей любви; нашим чувствам мешало нечто постороннее. Был ли ты этим «нечто»? Говори! Во что бы то ни стало я хочу знать правду!
Освальд опустил глаза и тихо ответил: