Гонец
Шрифт:
Деревянную чашу, наполненную влагой, Сания поднесла к губам женщины. Люди растерянно смотрели то на тело ребенка, то на женщину, то на вожака своего — Маная.
— Несите их! — приказал вожак. И, не оглядываясь, направил коня к узкому, заросшему колючкой, оврагу. Люди потянулись за ним. Двое мужчин положили женщину на носилки. Сания завернула тело малыша в лохмотья и вместе с ними пошла вслед за караваном. Конь шагал за ней…
Вскоре дорога опустела. Лишь вдали на востоке, поднимая облачко пыли, удалялись два всадника. Да в раскаленном небе кружили сытые коршуны…
Пройдя версты две от дороги, Манай остановил свой караван.
— Здесь похороним малыша. Выберите
— Дождь остудит жару, — закончил он.
Люди молча вглядывались в небо. Туч не было. Солнце, раскаленное солнце висело низко над землей. Но никто не усомнился в правоте его слов. Манай всегда знал, что говорил.
Хромой табунщик Оракбай подошел к старику.
— Ну что, аксакал, кости ломит?
— Это желанная боль. Чем сильнее боль в моих суставах, тем скорее будет дождь и освежит землю, — ответил Манай и, став на колени, начал молитву над могилой мальчика. Еще один могильный холмик отметил путь каравана. Обхватив руками могилу сына, лежала мать. Солнце уходило за горизонт. Мягко коснувшись опаленных лиц людей, вдруг пробежал ветерок. А когда мать, уставшая от слез, от тихих проклятий аллаху, который отнял у нее сына, и от раскаяний в собственных грехах, наконец, притихла, когда мясо в казане заклокотало, и его запах защекотал в носу, дразня голодных людей, крупные капли дождя ударили о землю, словно освобождая все живое из удушливых объятий зноя и смерти.
Сания сняла шлем и, освободив свои черные косы, подняла лицо к небу. Глаза ее снова были полны слез. Но благодатный дождь помог скрыть их от людского взора.
— О аллах, спаси его от стрел смерти… Спаси моего Кенжежана, моего единственного, мою любовь, — шептала она.
— О великий аллах! Что за напасть на нашу голову?! То джут, то джунгары, то жара, а теперь словно небо раскололось на части и все тучи навалились на нас… Откуда такое проклятье? Чем мы заслужили ого? — донесся до Кенже голос Сеита, когда огненный бич молнии на миг осветил кромешную тьму. Он не смог дослушать Сеита до конца. Слова утонули в грохоте грома.
Кони пугливо прижались друг к другу. Сеит и Кенже скакали рядом, стремя в стремя, но не различали лиц друг друга.
Дождь лил не переставая. Водой и ветром обдавало лицо. Забылась дневная жара, духота, словно и не было их.
Устали кони. Они уже не могли идти как прежде. Потоки воды, грязь под ногами отяжеляли дорогу. Собственно, дороги не было. Сеит вел Кенже по известным только ему одному тропам. А может, и тропинок-то не было. Кенже казалось, что небо опрокинулось на них, закрыв все пути. Он потерял направление и не знал, куда они идут — на запад или на восток, к горам или в степь. Освободив и бросив на луку седла поводья, он ехал, целиком положившись на волю аллаха и бывалого Сеита. Порой он ощущал, как конь под ним, то, скользя, карабкался куда-то вверх, то снова, упираясь всеми четырьмя копытами, шел вниз. И хотя под ним был лучший скакун аула — лучший из тех, что выжили во время джута — крепкий гнедой жеребец с большой белой отметиной на лбу, за что жигиты назвали его «Акбас», Кенже чувствовал, как обессилел конь, как дрожат ноги Акбаса. Да и сам Кенже уже давно не прочь был остановиться, немного передохнуть, где угодно — под дождем или под скальным
Вконец осточертел этот поток ливня. Выбраться бы из него поскорей, почувствовать близость огня. Его так и тянуло спросить Сеита — когда кончится этот кромешный ад?
Но он молчал, чтобы не выдать свою слабость. А еще он боялся, что в этой адской темноте под ливнем они, как слепые котята, могут попасть в руки джунгар. Тревога и страх порой наплывали на него, и он, словно ища защиты, бил каблуками в бока Акбаса, еще теснее прижал его к коню Сеита.
— Как бы нам не попасть прямо в лапы к этим нечестивым джунгарам, — громко сказал вдруг Сеит, словно угадав мысли Кенже. — Нужно взять левее, к Жартасу [14] . Если кто-то из наших есть в этих краях, то на Жартасе обязательно будут посты. А джунгары туда не пойдут, пока есть на свете жигиты Малайсары…
14
Утес.
Снова молния осветила землю. Кенже не то чтобы ясно увидел, а скорее почувствовал, что они спускаются в глубокое ущелье.
Здесь дождь хлестал не так, как прежде, он, кажется, немного стих. Но от этого тьма не поредела.
Тропинка стала теснее. Всадники уже не могли ехать рядом. Акбас, настороженно храпя, скользя и спотыкаясь, пошел вслед за конем Сеита. Кенже, поудобней усевшись в седле, подобрал поводья, проверил колчан со стрелами. Все намокло, отяжелела одежда. Даже тонкая войлочная шапка под шлемом и та была мокра от пота и дождя. Холодные кольца кольчуги ощущались через мокрую рубашку. Вода стекала по железной обивке щита.
Проверив копье, притороченное к луке седла острием вверх, он на всякий случай проверил и саблю — не заклинило ли? Нет. Она легко выскользнула из ножен. Он вновь вложил ее. Подстегнул коня. Но вместо того чтобы ускорить шаги, Акбас ткнулся головой во что-то твердое и стал. Кенже вздрогнул от неожиданности, рука машинально схватилась за копье.
— Тс-с… — почти у самого уха услышал он голос Сеита. — Теперь мы должны двигаться бесшумно, как лисы. Слезай с коня и иди вслед за мной. Держи Акбаса за морду, чтобы не заржал не ко времени. Если что случится, не молчи, говори громче, кричи! Так надо. Если свои, то поймут, что мы казахи; если джунгары, то все равно прикончат. Ни лук, ни сабля сейчас не помогут…
Напряженно вслушиваясь в равномерный шум дождя, рукой сжав поводья у самого кольца удил, а правой ладонью прижав морду Акбаса, Кенже осторожно шагал вслед за Сеитом. То ли тьма начала таять, то ли взгляд от напряжения стал острее, но он уже мог различать во мраке коня Сеита, шагавшего впереди…
Не успели они пройти и двадцати шагов, как вдруг Акбас вырвался из рук и отпрянул в сторону. В ту же секунду что-то мокрое, тяжелое навалилось на Кенже. Ему скрутили руки. Где-то впереди во всю мочь заорал Сеит и торопливо начал выражаться самыми непристойными словами.
— Тише ты, старый вол! А не то размозжу твой череп! — прогремел чей-то голос.
— А, наконец-то и ты заговорил, плешивый мерин. Ты что, по-казахски не понимаешь?! Своих не признаешь? Прячетесь тут, как зайцы, и на нас силу меряете, а джунгар боитесь?! — кричал Сеит.
— Да перестань ты скрипеть, как немазанная арба!
— Не тащи, не тащи меня, дубина! Я сам пойду, — не унимался Сеит. — Сынок, сынок, Кенже, где ты? Пусть только эти ночные громилы попробуют искалечить тебя, я им покажу!