ГОНИТВА
Шрифт:
Партизаны легли покотом. Домейко скосил веселый глаз:
– Так я теперь с вами?
– Боже мой, опаздываю! – взглянув на часы, всплеснул пестоваными руками пан Йозеф, замешавшийся среди партизан. Умоляюще поклонился ксендзу: – До Воли не подкинете? Пациенты у меня там.
Горбушка кивнул.
– Сгружай оружие, парни! – заорал Игнат. – Пану доктору ехать нужно!
Его послушались. Ящик выколотили из-под телеги и понесли под навес. Доктор, раскланявшись, поцеловав ручку пани Каролине, уехал со священником. Прочие вернулись в дом. Снова заняли места за длинным столом с разложенными стратегическими картами. В длинной зале воняло потом и табачным дымом,
Монотонно гудели ранние мухи и голоса. Потом колесо времени дало сбой, шваркнули о стену двери, общий любимец Симарьгл, вереща, простелился по полу и забился под стол.
Нету в мире царицыКраше нашей девицы,Весела, как котенок у печки,Будто яблок, румяна,И бела, как сметана.Очи светятся, точно две свечки…Светя этими самыми свечками, сразу ведьма и взбешенная рысь, пани Ковальская ворвалась следом с ухватом наперевес.
За ней поплыл из сеней умопомрачительный запах.
– Кулеш со шкварками… – Залуский мечтательно возвел очи горе. – Уважаю… К пиву…
Члены военного совета зашевелились и задергали носами. Оголодавший в дороге Домейко закашлялся, подавившись слюной.
– Вылазь! – завопила пани Каролина, тыкая ухватом под стол. – Вылазь, ирод!!
Все невольно подобрали ноги. Взвыл, получив по косточке, Мирек. Пани Ковальская ему улыбнулась, округлой рукой отерла пот с беломраморного лба.
Залусский пузом налег на столешницу, чтобы не тряслась от толчков напуганного пса:
– Пани Каролечка, это не он.
– А кто тогда разорил мою кухню?!…
– Не я, – Мирек заморгал рыжими ресницами. Симарьгл же по-партизански просочился между ногами и залег под лавкой у стены, подбирая лапы, крылья и хвост и стараясь не сопеть слишком уж шумно. Время от времени лиловый язык все же бегал по черным губам, слизывая сахар с корицей.
– Нет, вы поглядите, что там деется! Вы посмотрите только! Вылазь! – пани топнула каблуком и грянула об пол ухватом.
– Пани Каролина!… – командующий вознесся над столом всей вельможной фигурой и выглядел решительно и мужественно. – У нас тут военный совет, проше! Как закончим, поглядим всенепременно и за ущерб репарации внесем.
– Так мне не прибираться, что ли?
– А это как пани решит. Ясно?!
Повстанцы кто прятался за ладони, кто подозрительно откашливался. Пани Ковальская выкатила глаза и взяла ухватом на караул:
– Так, пан генерал!
Громовой хохот поднял сквозняк, сметнувший первых мух и табачный дым. Пан Кароль с непроницаемым видом выкарабкался из-за стола. Гжечно подхватил хозяйку под локоток, вывел в сенцы и притворил дверь. Отсапываясь, вытер пот с широкого лба. Подмигнул:
– Итак, панове… Шкварки откладываются. Зато тут пан Домейко депешу перехватил, – студент зарделся. – Один из офицеров Лидской крепости, Гелгуд, поднял мятеж.
Еще пуще напугав Симарьгла, трижды проорали "виват".
– Подробности интересуют?
Лисовчики ответили одобрительным гулом.
– Едва узнав о восстании, майор Гелгуд стал склонять гарнизон к нему присоединиться. Комендант попытался посадить его на гауптвахту, поизошла стычка, и сам комендант сделался пленником. Полагая, что крепость не удержать, Гелгуд с верными ему офицерами и солдатами взорвал стену и ушел, забрав артиллерию. При нем теперь 5804 человек и 12 пушек. Немцы им крепко напуганы. Теперь
Мирек хмыкнул:
– А чего мелочиться… – и удостоился свирепого взгляда от брата.
– На Шеневальд Гелгуд не пойдет, – поцарапал стол задумчивый Домейко. – Там горы, горные речки, опять же, дикий лес. Там немцы волками за себя будут грызться. И будет с Гелгудом, что с Брюнебергом в 1793 сделали Кантоны.
– А что они с ним сделали? – спросила Франя.
Кузены зашикали и показали ей страшные глаза.
– Только на Вильню, панове!
– Столицу брать не значит войну выиграть, – посопел кудрявый Мись. – Вон Бвонапарта поперли в 1812 из Санкт-Эльзбурга, так и не высидел ключей.
– Оно, конечно, так, армию сберечь важнее, но взять столицу – вопрос престижа, чести, взбодрит патриотические настроения. Тем более, наша она столица, а дома и стены помогают. Верно? – пан Кароль закрутил ус.
– Вильня от Лиды недалеко, но и сопротивление там ожидается самое свирепое… – пробормотал Домейко. – Маловато людей у Гелгуда…
– А как бы вы на его месте поступили, пан Игнат?
Домейко пощипал новорожденные усики:
– Я бы соединился с Хлоповским, – и стал поочередно загибать пальцы, поясняя преимущества.
Хлоповский был один из тех патриотов Балткревии, что на "ура" приняли известие о восстании в Лейтаве и настаивали на оказании инсургентам немедленной помощи. Как обычно, правительство Балткревии тянуло кота за хвост, и убедившись в его нежелании предпринять открытые действия против оккупационных войск Шеневальда в Лейтаве, Хлоповский на собственные деньги собрал и вооружил конный корпус и пересек границу на собственные страх и риск. Попадись Хлоповский в руки немцов, он не подпадал под статус военнопленного и был бы расстрелян, как мятежник. Но в плен, похоже, командир не собирался, наоборот, в бою под Омелем разгромил бригаду генерала Линдена и теперь двигался на север, в сторону Менеска, присоединяя по пути разрозненные отряды инсургентов. При Хлоповском находилось шесть конных сотен и среди них семьдесят инструкторов, а значительные силы и опыт дорогого стоили.
Залусский хлопнул лапищей по столу:
– Решили. Гелгуд не дурак, допрет до того же. А вот что немцы станут делать, а?
– Соединиться им помешать вряд ли успеют. А вот когда подкрепления привезут – может, даже морем – уверяю, панове, мало нам не покажется.
– Морем? – покусал ус пан Кароль. – Положим… Морем они подвезут войска в Либаву и Ниду. А дальше начнут сплавлять на баржах по Нямунасу до Ковна? Или из Риги по Двайне до Двайнабурга, чтобы в тамошней крепости ударный кулак собрать? – он повертел башкой. – Против течения?… Ну, пусть даже пароходную флотилию соберут. Все равно дело гнилое и медленное. Да с берегов конницей на скаку зажигательными бомбами закидать их баржи… Через Берестейко Литовское? Так там Полесье, сплошные болота. Верховые, низовые… Непроходимые. Тем более сейчас, в разлив. Дорог никаких, а что были – те размыло. И остается самое надежное и быстрое – железная дорога. И людей перевезти, и орудия: дешево-сердито. Тут все станции узловые – Ковно, Троки, Вильня, Двинабург. И ветка на юг к Омелю. Как раз к Хлоповскому. Тут бы и я кулак из войск собирал – может, и не в самой Вильне, так в Ковне либо Троках. Как, хлопцы?