Гонка за счастьем

Павлова Светлана

ОДИЛЬ

И Бог, Застав Адама и Еву врасплох, сказал им: Прошу вас, продолжайте и не смущайтесь нимало. Делайте вид, как будто меня вообще никогда не существовало. Ж. Превер

ГЛАВА 1

Было уже восемь утра, пора собираться в редакцию, но вставать не хотелось… Она сладко, до хруста потянулась, ощущая

здоровую, радостную удовлетворенность зрелой женщины — кажется, жизнь снова по-настоящему добра к ней и угождает каждую минуту, перестала делиться на отдельные фрагменты, а волнует и щедро одаривает счастьем.

Все вернулось… Только на этот раз обновленное чувство, согретое общими воспоминаниями, было более глубоким, страстным и трепетным. Теперь больше хотелось любить самой, отдавать, а не требовать доказательств любви и внимания, как раньше, — просто быть рядом, изучать его заново…

Да, он очень изменился, стал не только более нервным, но и совершенно неуверенным в себе, поэтому она и пыталась предугадать все его малейшие желания, чтобы вернуть к жизни, отвоевывая у другой и у прошлого, наслаждаясь каждой ухваченной минутой днем, когда он забегал в рабочие перерывы.

Она уже давно научилась усмирять себя, а теперь тем более не стоило торопить события и принимать какое-то определенное решение — было так хорошо, что не хотелось делать ничего резкого, надрывного, осложняющего это чудесное ощущение гармонии.

Ее жизнь с Робером была интересной, насыщенной, надежной и уютной. Она по-своему любила его, но и эта любовь, и их жизнь не захватывали ее полностью — были слишком спокойными, без потрясений и восторгов; а ведь у нее было, с чем сравнить, и, сравнивая, она думала, что безумие страсти, в свое время потерпев катастрофу, безвозвратно уходит, опустошая и оставляя после себя своего рода иммунитет. С Виктором снова пришло то, что почти забылось, но теперь, освободившись от прежнего безрассудства, она сказала себе, что если уж терять голову, то лучше от наслаждения, и жила лишь предвкушением следующих встреч, когда он, под предлогами командировок, вырывался на ночь, а случалась, то и на пару дней.

Нежась в постели, она задумалась о превратностях судьбы… Да, иногда эта непредсказуемая дама вдруг начинает вмешиваться и все происходит именно так, как мечталось — невозможное становится доступным, и тогда начинаешь понимать, что бессмысленно пытаться что бы то ни было контролировать… Вот как сейчас — так приятно плыть по течению, наслаждаясь самой жизнью и близостью любимого человека, не строя планов и не забегая вперед… Поневоле станешь фаталисткой, когда убеждаешься, что в самый разгар жизненных кризисов и душевных тупиков происходят взявшиеся непонятно откуда изменения и повороты, которые вознаграждают за прежние потери, щедро одаривают… вот почему теперь она точно знает — никогда не следует торопиться, надо набраться терпения и дожидаться своего часа…

— Как прекрасна жизнь, — пропела она, встав перед зеркалом и сбросив с себя пеньюар. Ей нравилось расхаживать по дому нагишом, и эта ее привычка всегда забавляла Виктора. — У меня еще целый час, и хоть спешить некуда, обойдусь сегодня без тренажера, а начну с кофе…

Она переступила через пенное кружево и пошла на кухню — включить кофеварку. «Глупо торопиться и нам с Виктором — куда и зачем? — думала она. — Ведь я чувствую главное — его тянет ко мне, как прежде, и это единственное, чего мне недоставало в жизни и что имеет для меня первостепенное значение. Пришел мой звездный час».

* * *

Одиль получила от жизни все, о чем только можно было мечтать — независимость, деньги, здоровье и страстную любовь… Виктор, несмотря на свой формально существующий брак, принадлежал только ей — теперь, при виде его безоговорочной зависимости от нее, она избавилась от ранее мучившей ее боязни потерять его.

У него же наступил поворотный момент,

и он должен был решить все сам, по-своему — в таких вопросах нельзя советовать, а тем более принуждать.

Она видела, с каким трудом дается ему решение порвать с Беллой; со стороны он выглядел банальным негодяем, и даже все их общие друзья, лишенные пуританских предрассудков, не осуждая его впрямую — в их отношениях не было принято непрошенно встревать, критиковать и давать оценки, — предпочитали обходить эту тему стороной и не высказывались. Ведь дело было вовсе не в жене — объективно она не давала Виктору никаких конкретных поводов для недовольства и разрыва. Причина была в нем самом.

Он объяснял ей, что их брак был ошибкой с самого начала не из-за Беллы, она просто идеальна — умна, образованна, хороша собой, самоотверженна, надежна, список можно продолжать до бесконечности. Виноват только он сам — принял восхищение перед ее красотой и совершенством за любовь, а жизнь рядом показала, как мало для него значат любые достоинства, если нет настоящей любви, основанной на сильной страсти. Он устал от вечного стремления соответствовать высоким качествам и благородным порывам жены, боязни обмануть ее ожидания, состязаться с ней в самопожертвовании…

Напряжение от постоянного самоконтроля и все усиливающееся недовольство, неудовлетворенность семейной жизнью отражались на всем, и в первую очередь сказались на их сексуальной близости, основой которой было не взаимное желание, а скучное ритуальное исполнение супружеских обязанностей. Он никогда бы не посмел оскорбить духовного превосходства и возвышенности своей супруги какими-нибудь сексуальными фантазиями, которые она непременно сочла бы низменными и разнузданными, ведь она так и не смогла — или не захотела, он так и не понял — отойти от своей романтической фригидности.

Ее искренность и романтичность в свое время затронули его душу, а позже истовая готовность жертвовать собой ради ребенка вызвали восхищение и уважение, а много ли можно построить с женщиной только на этом фундаменте? Страсть была для него основным способом восстанавливаться физически и духовно, а с Беллой, если не считать давно забытой кратковременной романтической новизны, все было таким бездарным и унылым, что лучше и не вспоминать.

Брак зашел в тупик еще до встречи с Одиль, а после ее пришествия продолжать его стало вообще невыносимо, ведь теперь, когда общая неудовлетворенность пополнилась еще и конкретной причиной, оставаться в доме означало одно — притворяться. Что автоматически вело к еще большему нервному напряжению, потому что при таком раскладе добавлялась новая сложность — необходимость юлить, изворачиваться, постоянно обманывая жену, изыскивая способы уходить из дома под разными несуществующими предлогами. Ее беспредельная доверчивость, какая-то странная, почти патологическая, не свойственная большинству женщин нечувствительность ставили его в тупик, становясь смешными, и начали раздражать его — это граничило уже с какой-то эмоциональной ограниченностью или даже ущербностью.

Он всегда старался быть хорошим отцом, но понимал, что соперничать в образцовости с женой было совершенно бессмысленно, и дочери лучше оставаться с идеальной матерью. Он был уверен в том, что Белла достаточно интеллигентна и не станет восстанавливать ребенка против него, а где Мари захочет жить после достижения совершеннолетия — покажет будущее. Кто заранее может уверенно сказать, что взбредет в голову восемнадцатилетней девушке?

И до этого еще нужно дожить, а пока стоило подумать о себе — сохранить независимость, все хорошо взвесить, то есть пройти через некий переходный период, и потому лучшим решением было снять квартиру, живя отдельно и от семьи, и от Одиль. Кроме того, не следовало никому давать повода обвинять его в том, что причиной разрыва стала банальная измена, это не так, или, вернее, не совсем так… Этого требовали элементарный здравый смысл и простые правила приличия.