Гонки на мокром асфальте
Шрифт:
Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Чувства мои в тот момент перемешались. Я не смог бы их внятно сформулировать и сейчас, когда столько пережито и прошло много времени, чтобы их осмыслить. А тогда я смог лишь подойти к кровати и улечься рядом, мягким пушистым ковриком распластаться на полу.
— Мне самой на себя в зеркало смотреться не хочется, — заявила Ева.
День казался бесконечным. Наконец наступило время ужина, Максвелл, Триш и Дэнни хлопнули по коктейлю, и настроение у них заметно повысилось. Из дальнего ящика извлекли альбом с детскими
— Нам кажется, Зое тоже имеет смысл остаться у нас. До тех пор пока…
— Да, до тех пор пока… — вторила Максвеллу Триш.
Ну что это за язык такой? Одни недомолвки. Лишь многозначительные взгляды, жесты да звуки, которые не являются словами. Люди не понимают, как они сами усложняют процесс общения. Механическое повторение фразы «до тех пор пока» выразило все, что думала Триш.
— До тех пор пока что? — потребовал разъяснений Дэнни. Я уловил в его голосе раздражение. — Откуда вам знать, что произойдет? Вы ее уже приговорили?
Триш с грохотом опустила сковородку на плиту и начала всхлипывать. Максвелл обнял ее за плечи, прижал к себе. Затем посмотрел на Дэнни.
— Пожалуйста, Дэнни. Взгляни в глаза реальности. Врач сказал: «Шесть-восемь месяцев, не больше».
— Доченька моя… — прошептала Триш.
— Зоя еще ребенок, — продолжал Максвелл, — ей недолго осталось видеть Еву, так пусть они это время побудут вместе. Я не думаю, нет, я не хочу верить, что ты будешь против.
— Ведь ты такой заботливый, — прибавила Триш.
Я видел, что слова их ошеломили Дэнни. Сначала они уговорили его оставить у них Еву, а теперь требуют еще и Зою. И если он не согласится, то получится, что он отрывает дочь от матери. А если согласится, то останется на обочине, сделается чужим в собственной семье.
— Я вас понимаю, — ответил Дэнни.
— Вот и хорошо. Мы знали, что ты не откажешь.
— Только сначала нужно переговорить с Зоей, узнать, чего она сама хочет.
Максвелл и Триш встревоженно переглянулись.
— Разве можно всерьез воспринимать слова маленькой девчушки? — недовольно фыркнул Максвелл. — Ей всего-то пять лет. Она не может…
— Может, — отрезал Дэнни. — Я сам поговорю с ней.
После ужина он вышел с Зоей на улицу. Они прошли до задней двери, сели на ступеньки лестницы.
— Мама хочет, чтобы ты осталась здесь, с ней. Что скажешь?
Она всем телом повернулась к нему.
— А ты что думаешь? — спросила она.
— Не знаю, — ответил Дэнни. — Может, так действительно лучше. Мама соскучилась,
— Ладно, — ответила Зоя. — А в школу я буду ездить на школьном автобусе?
— Скорее всего нет. Тебя будут туда привозить. Дедушка или бабушка. Когда вы переедете к нам, тогда будешь ездить на автобусе. Я каждый день стану навещать вас, — пообещал Дэнни. — На выходных буду брать тебя к нам. Мама действительно очень хочет чаще видеть тебя…
Зоя уныло кивнула:
— И бабушка с дедушкой тоже хотят меня чаще видеть.
Дэнни изо всех сил старался не выдать огорчения, но Зоя девочка умная, вся в отца. В свои пять лет она все поняла.
— Хорошо, папа, — проговорила она. — Ты ведь не оставишь меня здесь навсегда.
Он улыбнулся, ласково пожал ее маленькие ладошки и поцеловал в лобик.
— Нет, конечно. Обещаю. Навсегда ты здесь не останешься.
Обе стороны пришли к решению — возможно, ни одну из них полностью не удовлетворяющему, — что Зоя остается.
Я восхищался Дэнни и Зоей и думал: «Как же все-таки сложно быть человеком! Все время подавлять свои желания. Стремиться поступать правильно, а не так, как нужно». Честно говоря, в тот момент я серьезно засомневался в своих способностях взаимодействовать на подобном уровне и спросил себя: «А смогу ли я стать именно таким человеком, каким хочу?»
Когда спустилась ночь, я нашел Дэнни сидящим в пышном кресле возле кровати, на которой лежала Ева, нервно постукивающим ладонью по колену.
— Ты с ума сошла, — говорил он. — Я тоже остаюсь. Буду спать на кушетке.
— Нет, Дэнни, — возражала Ева. — Там очень неудобно…
— Мне доводилось ночевать в гаражах на голых досках. Не волнуйся, я прекрасно высплюсь.
— Дэнни, ну, пожалуйста…
Услышав ее просящий голос, увидев умоляющий взгляд, Дэнни замолчал.
— Пожалуйста, езжай домой, — сказала она.
Он почесал поясницу и поднялся.
— Зоя тут. Твои родители тут. Ты просила меня оставить тебе и Энцо. А меня просишь уехать. Чем я перед тобой провинился?
Ева глубоко вздохнула. Она казалась изможденной. У нее не было сил что-либо объяснять, но она попыталась.
— Зоя забудет, что думают мои родители — мне не важно. Энцо? Энцо, он все понимает. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
— Какой?
— Ты только посмотри на меня: голова обритая, лицо как у старухи. Изо рта воняет, словно я гнию изнутри. Я — уродина…
— Мне не важно, как ты выглядишь, — ответил он. — Я вижу тебя такой, какая ты всегда была.
— Зато мне важно, как я выгляжу, — отозвалась Ева и попыталась выдавить улыбку. — Я смотрю в твои глаза и вижу в них свое отражение. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня как на страшилище.
Дэнни повернулся к окну, отводя взгляд, словно убирая от Евы зеркало. Он рассматривал задний дворик. Край крыши и деревья были увешаны разноцветными лампочками. Они словно освещали нашу жизнь, а там, за ними, начинались тьма и неизвестность, где среди всего чего угодно не было нас.