Гопак для президента(Аполитичный детектив)
Шрифт:
Не глядя на детектива, журналист взял со стола на треть опустошенную бутылку дорогого виски, запрокинул голову и влил все, что было в бутылке, в себя. Не глотая. Поставил пустую бутылку на ковер рядом со столиком и закурил. Руки его при этом не дрожали.
— Как это произошло? — после небольшой паузы спросил он.
Что при этом происходило у него в душе, мозгах или где там оно происходит у русских, для детектива осталось неизвестным. Но реакция русского впечатляла.
У МакКормика глаза стали совсем круглыми, уж на что ирландец не был человеком впечатлительным.
— Ее убили у нее дома, — сказал детектив, —
— Ограбление? — выдохнув дым, спросил журналист.
— Пока непонятно. Может быть, — неопределенно пожал плечами детектив Лопес и, в свою очередь, спросил: — Скажите, у нее были враги?
Денис затянулся сигаретой, помолчал:
— Не знаю. Не думаю… Она никогда не говорила… Да нет, откуда им взяться? Обыкновенная молодая женщина… Дом, бизнес, парикмахерская, фитнес-центр… магазины дорогие…
— А что вы знаете о ее личной жизни? Вы ведь были близки?
Журналист отрицательно покачал головой:
— Одно время мы были любовниками… давно… С тех пор как она приехала в Сан-Франциско, мы просто друзья… Ну, вы понимаете, у нее свой круг общения, у меня свой. Но встречались довольно регулярно.
Лопес все-таки решил уточнить:
— Так был у нее постоянный приятель?
— Насколько я знаю, — ответил Денис, — в последние полгода у нее никого не было… Она еще шутила, просила найти для нее пару… У вас есть уже какие-нибудь версии? Как я понимаю, тех… того, кто это сделал, еще не нашли?
— Мы работаем, — сказал детектив, встал с дивана и протянул Денису визитную карточку. — Если вы вдруг вспомните что-то или узнаете, позвоните мне или детективу МакКормику.
Денис положил картонный прямоугольник на стол.
— Я… я могу увидеть Зою? Нужно же организовать похороны, ну и вообще… У нее никого нет близких в Америке…
Детективы понимающе закивали.
— Я вам позвоню, как только будет можно, — сказал Лопес. — Проблем не вижу.
— Спасибо, — поблагодарил журналист.
Детективы направились к выходу из комнаты, но в этот момент в прихожей раздался шум, что-то с грохотом упало, и в комнату ввалился молодой мужчина в стоптанных кроссовках на босу ногу, джинсовых шортах, с оттопыренными карманами и немыслимой расцветки гавайской рубашке. В растрепанной рыжей шевелюре запуталось что-то похожее на солому. Под мышками он зажимал две упаковки пива, а третью прижимал к груди, придерживая подбородком так, что казалось, будто он приготовился кого-то боднуть.
Сквозь стекла дорогущих очков в платиновой оправе мужчина оглядел молчаливо взирающую на него компанию и радостно завопил по-русски:
— Что, суки? Не ждали? А вот и я!
— Эти русские… — спускаясь по ступенькам, задумчиво сказал детектив Стив МакКормик. — Один русский — это русский, два русских — это неприятности. Три русских — это водка, крупные неприятности и труп неподалеку. Если русские соберутся впятером, они способны обчистить Форт Нокс.
— Нет, — буркнул Лопес. Они вышли из подъезда, он сел за руль, дождался, пока МакКормик займет свое место, и выехал на дорогу. — Нет, — повторил он, — ты не прав. Русский в одиночку может обчистить Форт Нокс, а четверых приятелей он возьмет с собой только потому, что развлекаться привык в компании.
Детектив Лопес давно работал в полиции Сан-Франциско и слов на ветер не бросал.
Глава 15
Валерий
Майор Куприянов был высок, широк в кости и очень похож на брата, только что звонившего из далекого Сан-Франциско. Наверное, так же будет выглядеть и младший брат через шесть лет, когда ему стукнет тридцать восемь. Братья, несмотря на разницу в возрасте, походили не только друг на друга, но и на отца — Степана Куприянова, родившегося за день до войны и выросшего в условиях партизанского лагеря.
Степан в труднейших условиях войны не только выжил, но со временем превратился в статного парня. После срочной службы пошел работать в милицию участковым, женился на красавице односельчанке, с перерывом в шесть лет родил двух сыновей, перебрался в Киев, успел закончить школу милиции, потом академию МВД и за сорок лет работы в уголовном розыске дослужился до звания полковника, гордясь тем, что сыновья пошли по его стопам. Генералом мог бы стать, но его острый язык и неумение выражаться экивоками начальству не нравились, а потому был Куприянов с почетом отправлен на заслуженный отдых.
Уйдя на пенсию, Степан Игнатьевич, в свои шестьдесят три отнюдь не выглядевший пенсионером, тем не менее вел вполне пенсионный образ жизни. В рыночную экономику вживаться желания не имел. А знакомым пояснял: «Всю жизнь ворье и жуликов ловил, а теперь самому в жулики подаваться? Ну уж хрена!» А потому вместе с женой проживал на даче, выращивал всякие овощи-фрукты, а в последнее время увлекся пчелами.
Отъезд младшего сына в Америку, а главное, его уход из уголовного розыска Степан Игнатьевич пережил тяжело. Долго не хотел разговаривать с «изменником», но потом смирился, и даже, поскольку всегда был легок на подъем, в прошлом году съездил к Олегу в гости.
Вернулся мрачнее тучи.
На все расспросы отвечал односложно, ничего рассказывать не хотел. Валерий позвонил Олегу, поинтересовался, что там с отцом в этой Америке произошло. Олег расхохотался: «Ты его спроси, как он с работой местной полиции знакомился».
После двух недель сумрачного настроения старший Куприянов все-таки заговорил, когда они с сыном дегустировали свежую «буряковку», гнал которую Степан Игнатьевич мастерски. Оказалось, что Олег, конечно же, постарался показать отцу все местные достопримечательности. Особенно доволен был отец визитом в усадьбу своего любимого писателя Джека Лондона, книги которого знал чуть не наизусть. И у простого деревянного заборчика, ограждавшего могилу, старый опер преклонил колени, чем вызвал удивление случившихся поблизости японских туристов. Однако притомившись от множества впечатлений, Степан Игнатьевич в один из дней, рассматривая проезжавшую мимо полицейскую машину, задумчиво спросил у сына: