Гора Мертвецов
Шрифт:
Долго сверлила взглядом строчку с именем: «Вован Тормоз». Звонить ему и просить об услуге не хотелось вот совсем никак. И дело было даже не в том, что по его милости она скоро вынуждена будет поехать в Екатеринбург – как будто в Москве мало совковых висяков.
Но стоило представить, как Вован будет беседовать с женщиной, которая только что потеряла сына… То и дело косясь на своё отражение в какой-нибудь зеркальной поверхности, поправляя причёску и сверкая голливудской улыбкой… Нет, на такое она несчастную женщину обречь не готова.
Варианты? Мама. Вероника покосилась на открытую
Вероника скользнула пальцем по экрану снизу вверх, а потом остановила с бешеной скоростью прокручивающийся список контактов. Взгляд упал на «Саша Коп».
Вероника улыбнулась, вспомнив опера, который помогал в деле «Королей вкуса». Ну а почему бы и нет?
Она поднесла к уху трубку и прослушала все причитающиеся ей гудки, прежде чем участливый женский голос завёл нудную песню про абонента, который в силу превратностей судьбы не отвечает, но телефонный оператор продолжает героические попытки.
Сбросила. Повалилась, раскинув руки, на кровать, уставилась в потолок.
Ни к селу ни к городу вспомнилась одна из Тишиных лекций, где он объяснял, почему всегда сбрасывает звонок после пятого гудка. С его слов выходило, что операторы нашли ещё один хитроумный способ отъёма денег у населения. Когда тебе сообщают, что абонент не отвечает, но попытки до него дозвониться продолжаются, если посмотреть на экран, можно увидеть, что соединение формально уже остановлено. И у тебя уже начали списываться деньги. Ну, или оплаченные минуты из пакета.
Тиша был не из тех, кто считает каждую копейку, но он всегда хотел чётко знать, на что и почему тратит деньги. Вот и сбрасывал после пятого гудка.
Если разговор нужен абоненту, тот перезвонит сам. Если разговор нужен Тимофею, он перезвонит ещё раз. И выслушает ещё пять гудков.
– Может, я правда дура и фигнёй занимаюсь? – спросила Вероника у потолка, покрытого извёсткой, кажется, ещё при жизни отца.
И тут телефон зазвонил.
Вероника схватила его и поднесла к уху.
– Да?
– Привет, сыщица. Ну чё, как отдохнула?
– А ты откуда знаешь, что я отдыхала?
– Угадал, – усмехнулся Саша. Наглый, как обычно.
– М, догадливый какой! Нормально отдохнула. Слушай, а у тебя как со свободным временем?
– Это зависит.
– От чего?
– От того, для чего.
– Мне помощь нужна.
– Какого рода?
– Павел Петров, который покончил с собой на беговом марафоне, случайно не по твоему ведомству проходит?
Пауза была слишком длинной и показалась Веронике угрожающей.
– Вот ты, типа, не знала, да?
– Саш, я правда не в курсе! Это не по работе, это личное.
Опять длинная пауза, но теперь она показалась Веронике более благожелательной.
– Ну, допустим, верю. Ладно, ты где сейчас?
– В Энске, – Вероника назвала родной город.
– Где?! Охренеть не встать, простите мне мой французский. Ладно, приеду. Не так уж далеко. Но с тебя ужин.
– Договорились.
Выронив телефон на кровать, Вероника
008. Прошлое. 29 января 1988 года
В этот день они снова прошли меньше, чем планировали.
Сначала задержались на поляне с идолами, потом повалил снег, и очень быстро стемнело. Пока утаптывали площадку, возились с костром, уже при свете фонариков, Нинель думала о том, что из графика выбились окончательно. Для того, чтобы перекрыть такое отставание, нужно вывернуться наизнанку. А они не состоянии не то, что выворачиваться – хотя бы просто держать нормальную скорость. Сегодня, на третий день похода, это стало удручающе ясно.
Они слишком поздно встают, слишком долго раскачиваются. Слишком часто останавливаются – из-за усталости, из-за возни с креплениями, из-за того, что вынуждены поджидать отстающих. Ребята этого пока не осознали, неопытные. Что происходит, понимают только она и Олег. Олег, правда, сегодня сказал, что что-то придумал. Но что тут можно придумать? Повернуть назад? Снова зазудела в голове крамольная мысль: это, пожалуй, было бы самым мудрым решением.
Если они так тяжело идут по относительно ровному рельефу, как через два дня будут взбираться на гору? При условии, что через два дня вообще до неё доберутся… Но пугает не это. А то, что ей кажется: кто-то неотступно следует за ними. Нинель уже не раз ловила себя на том, что оборачивается назад и долго, до боли в глазах всматривается в снежную белизну. В тёмные стволы деревьев – не видя, разумеется, ни одной живой души. Вот уже третий день они идут по безлюдным местам, никого на пути не встретилось. Ну, кроме того старика шамана, которого лучше бы не встречали.
«Накручиваюсь, – продолжая механически, на автомате утаптывать снег, укорила себя Нинель. – Нельзя так, надо думать о хорошем. Надо поддерживать ребят, они устали. Вон, Люба опять скандалит с Женькой – после завтрака не почистила котелок, а теперь пытается свалить на него. Надо подойти, угомонить обоих. Не позволить словесной перепалке, пока ещё шутливой, перерасти в ссору. Надо. Но сил на это нет. Кажется, что если отойду сейчас к ребятам, вернуться и продолжить уже не смогу. Белизна и холод как будто высасывают силы. Каплю за каплей…»
– Нина…
Нинель вздрогнула – Гришка подошёл сзади, из темноты. Задела палку, в темляке которой был закреплен фонарь, палка опасно качнулась. Гришка поймал её, воткнул в снег поустойчивее.
– Прости. Напугал?
– Нет. Задумалась. Чего ты хотел?
– Извиниться. Я сегодня очень по-дурацки себя вёл. Там, с идолами… И ответил тебе грубо. Мне показалось, ты расстроилась.
Гришка смущался, но старался это скрыть. Смотрел прямо, глаз не отводил.
– Я расстроилась не из-за твоей грубости. Просто ведёшь ты себя действительно по-дурацки. Ты самый… – Нинель проглотила слово «младший», – …самый неопытный. Идёшь тяжелее всех, даже разгружать пришлось. Мы постоянно стоим и ждём – то тебя, то Любу. А когда Олег объявляет привал, ты вместо того, чтобы посидеть и набраться сил, валяешь дурака. Тебе надо научиться быть серьёзнее. Думать хотя бы на шаг вперёд.