Гора трех скелетов
Шрифт:
Поначалу мне показалось, я попал в дорогой отель: рецепция, бар, ковровые дорожки, номера на дверях в коридоре. На двух дверных ручках висели таблички с просьбой не беспокоить находившихся в номере. Ну совсем как в приличной краковской гостинице. А вот стоявшая возле одной из дверей детская коляска выглядела явно неуместной. Когда мы проходили мимо нее, следуя за охранником, щеки у Йованки вспыхнули.
Я хотел сострить, что матери-одиночки тоже люди и даже женщины, но вовремя прикусил язык.
И
Минут пять мы ждали хозяйку, прохаживаясь по кабинету. Иованка то и дело усмехалась. Меня же заинтересовала большая карта Боснии, на которой стрелками и флажками были обозначены населенные пункты страны, где потрудились девочки Мамы. Нужно было отдать ей должное: Мама Хагедушич внесла свой вклад в возрождение единства страны, охваченной оказалась практически вся территория Республики Босния и Герцеговина.
Скрипнули высокие двери с изящно изогнутыми дверными ручками в виде русалочек в неприличной позе, и в кабинет вошла хозяйка заведения. Я ожидал увидеть широкую, как трехстворчатый шкаф, матрону с выбеленными перекисью волосами, но Мамой Хагедушич, к несказанному моему изумлению, оказалась невысокая стройная брюнетка лет сорока, в джинсах и яркой клетчатой рубахе навыпуск.
– Аиша Хагедушич, – представилась она, по-мужски крепко пожав мне руку. Взглянув на Йованку, она ослепила меня американской зубной керамикой. – Это ведь не моя девочка, правда? – спросила владелица шикарного особняка. Ее английский был так же безукоризнен, как зубы.
– Нет, не ваша, – подтвердил я. – Это чемпионка мира по метанию копья ночью. Марчин Малкош, частный детектив.
– В чем дело, Марти, – приобняла меня за плечо Мама Хагедушич, – чем я могу помочь тебе?
Даже сквозь дорогие французские духи от нее так и несло Америкой. Меня вполне устраивало: по части панибратства у американцев конкурентов не было.
– У меня к тебе несколько нетипичная просьба, Аиша, – улыбнулся я, беря ее под руку.
– Ах вот как! – обрадовалась мадам Хагедушич. – Не стесняйся, дружок, ты попал туда, куда надо. – Она обвела рукой кабинет. – Понимаю, старье не может устроить продвинутого мужчину. Я покажу
В ее темных глазах заискрилась усмешка.
Я склонился к ее уху:
– Мне нужно, чтобы ты посмотрела… – (Брови у Мамы Хагедушич приподнялись.) – Внимательно посмотрела на мою девушку.
Не скажу, что мои слова очень удивили хозяйку особняка.
– Я не покупаю девочек, Марти. Скорее наоборот.
– Ты не так меня поняла, Аиша, – мягко возразил я. – Я хочу знать, не работала ли она у тебя в конце войны. – Я с трудом подбирал английские слова, но обратиться за помощью к Йованке было выше моих сил. – Ты ведь в Боснии монополиста…
Аиша Хагедушич внимательно посмотрела на меня:
– Марти, это плохая шутка.
– Я не шучу. – Господи, сколько раз в жизни мне пришлось произнести сакраментальную фразу! – Какие шутки, Аиша. У нее было тяжелое ранение. Она потеряла память. Не помнит себя до весны девяносто шестого. Но есть кое-какие предположения, факты… Короче, она могла у тебя работать.
Глазами, которые у меня на затылке, я увидел, как Йованка вздрогнула.
– Ты ведь поляк, Марти? – неожиданно спросила хозяйка борделя. – Военный? И ты говоришь серьезно…
– А зачем мне врать?
– Не знаю, – задумчиво протянула Мама Хагедушич. – А еще не знаю, зачем мне помогать тебе. Я оказываю услуги иного рода, и за них мне хорошо платят…
Она по-прежнему смотрела на меня с интересом, как смотрят на противопехотную мину в разобранном состоянии. Я удивил и озадачил ее, теперь мне нужно было ее убедить.
– Денег у нас сейчас нет, – мужественно признался я. – Может быть, потом, когда найдем ее родственников…
– А твои поляки, они не могут помочь тебе?
– Боюсь, что они будут мешать мне…
Вдаваться в подробности я не стал, да и не было нужды: моя собеседница задумалась, устремив взгляд на Йованку, стоявшую у карты. Пожалуй, только сейчас я понял, как мы с ней выглядим со стороны. Зрелище было не для слабонервных. На фоне роскошного антуража Йованка смотрелась как восставшая парижская нищенка в Лувре.
– Зачем она тебе, Марти? – тихо спросила Мама Хагедушич.
– Она, мне? – Я смешался. – Да нет же, все не так… Я же не для себя, холера. Меня не волнует, кем она была…
– Ты уверен?
– Совершенно!
– Ты до такой степени любишь ее?
Нет, с женщинами иногда невозможно разговаривать. Я протестующе всплеснул руками:
– Да при чем здесь это? Я же детектив, я работаю на нее!..
Мама Хагедушич, мягко улыбаясь, закивала:
– Я понимаю, понимаю, я все понимаю, дружочек… А она понимает, о чем мы говорим?