Гора трех скелетов
Шрифт:
– Это ее дочка?
– Дочка? – удивилась наша провожатая. – Они просто жили вместе с Эминой. Ее зовут Сандра.
– Можно мне поговорить с ней?
Мама Хагедушич вздохнула:
– Ну что с тобой поделаешь, Марти. Говори. Я сегодня добрая.
Сандра, успевшая подкрасить губы и сразу же повзрослевшая лет на пять, английского не знала. Переводила Йованка. Я спросил, давно ли Сандра знает Эмину, и она, подумав, ответила, что еще с войны.
– Она у нас старая фронтовая кобылка, – улыбнулась Сандра.
– Старая?
– Ну, ей
– Она рассказывала тебе о Печинаце?
– О Печинаце?… Один раз ее обстреляли сербы, она побежала и чуть не подорвалась на мине. Там был фронт, она ходила туда. Работы было много, а платили мало. У парней не было денег.
– Как у тебя, Марти, – весело заметила Аиша.
– А другие девочки там были?
– На горе? Не знаю, Эмина ничего не говорила об этом. Там было много гражданских, в лесу, за перевалом… Моя бабка там погибла. И родная сестра. Они больше года прятались от сербов, только ведь от снаряда не спрячешься. – Лицо у Сандры помрачнело. – Я трусиха, я стрельбы боюсь. А Эмина была отчаянная, она ходила на ту гору за перевалом.
– На Главу?
– Я не местная, не знаю, как она называется. Там была деревня, которую сожгли, кажется, Дубовцы или что-то вроде. Эмина там встречалась с Вуком.
– С Вуком Спаховичем, с лесником?
– Да-да!.. Эмина говорила, что он по лесу ходит, охотится. И сам не мужик, а зверь. У него в эту штуку серебряная трубочка была вшита. Так бабы рассказывали. У него баб было без счета. Эмина к нему ходила в ту деревню через фронт. А еще у него была невеста. Правда-правда! Он однажды сказал Эмине: «Ты у меня для тела, а она для детей». А еще раз весь в крови в дом ввалился, исцарапанный. «Сегодня, – говорит, – неудачный день. Всего две бабы и один серб». И, не раздеваясь, полез на Эмину. Она после Вука дня три отлеживалась. Но платил он хорошо, не то что некоторые. Вот она к нему и ходила. Недич уже гору блокировал, а она все ходила в эти Дубовки, или как там их.
– Эта деревня сразу за перевалом?
– Не знаю, я там не была. Я мин боюсь. Эмина тоже не любила об этом рассказывать, разве когда выпьет. Она выпивала. Ее ведь сербы изнасиловали, чуть ли ни целый взвод. На глазах у родни… Вот она и ушла из дома к Аише. Так у нас многие здесь…
Глаза у Сандры повлажнели.
– А та невеста? Он что, действительно хотел на ней жениться?
Она пожала плечами:
– Откуда мне знать? Я только слышала, что его подруга хорошо стреляла. Вук пугал Эмину: «Будь поосторожней, дура! Моя кысочка ревнивая, узнает про тебя, убьет из винтовки. Она у меня снайпер». Только Эмина не из пугливых… Вон она какая здоровая! – И Сандра, поднявшись, вынула засунутую за рамку зеркала фотографию.
На снимке крупная, коротко остриженная женщина с волосами соломенного цвета стояла в обнимку с Сандрой на берегу какой-то речки.
– Это ее Вук обкорнал, – пояснила Сандра. – Эмина сказала Вуку: на кой черт, мол, тебе такая, как я, шмара за деньги, когда у тебя есть красавица на халяву? А он
Мост мы переехали молча, и лишь когда выехали за город, я отважился взглянуть на Йованку:
– Извини. Мне разговор тоже не доставил удовольствия.
– Еще бы! – прошипела моя спутница. – Представляю, как ты, бедный, измучился. Трудно – лгать и при этом не краснеть.
– Лгать?!
– Ловко же ты изобразил из себя благородного идальго. – Йованка покрылась пятнами. – Романтик! Ему, видите ли, все равно, кем я была раньше!.. А та и развесила уши. Поди, впервые в жизни увидела живьем законченного идиота. Безумно влюбленного и без гроша в кармане. Тьфу, стыдуха!..
– А мне стыдиться нечего, – сухо возразил я. – Никого я не обманывал. И в то, что есть любовь, я действительно верю. Такой уж уродился, холера.
Я ударил кулаком по клаксону. Бежавший по дороге пес испуганно метнулся в сторону.
Я видел в зеркальце, как Йованка морщила лоб, думая о чем-то.
– Ладно, проехали, – сказала наконец она. – Блядская версия не подтвердилась.
– Пани Бигосяк, что за выражения?! Откуда?
– Да все оттуда же. И мы с тобой крутимся вокруг одного и того же места с нехорошим названием. Женского.
– Ничего удивительного, – сказал я. – Вся история человечества вокруг него крутится. Власть, деньги, войны, жизнь, смерть – все порождено им…
– И все вы, мужики, помешаны на нем. Как Вук Спахович.
– А стало быть, всему виной вовсе не люди, а физиология, значит, Он! – Я ткнул пальцем в обивку крыши. – И любовь – Его рук дело. Представляешь, встретит какой-нибудь американский полковник Аишу и влюбится в нее без памяти. И поедут они в Северную Дакоту, и нарожает она ему детей… Разве такого не может быть?
– Ну почему же, – вяло согласилась Йованка. – В жизни чего только не бывает… Не удивлюсь, если выяснится, что я была вовсе не такой пай-девочкой, как тебе сейчас кажется. Шлюхой, может быть, и не была, а вот… Знаешь, временами я ловлю себя на том, что не очень хочу знать, кем я была. Если б не Оля…
Она осеклась, часто заморгала.
– Только не расклеиваться! – скомандовал я. – И выше голову, дорогая!.. Слушай, Недич тебе показывал фотографию, ты и вправду не встречала этого человека?
– Никогда, – мотнула головой Йованка. – А куда мы едем?
– К соотечественникам. Хочу пообщаться с одной красоткой в короткой юбке.
– Вот-вот, – вздохнула несостоявшаяся сотрудница Мамы Хагедушич, – вы, мужики, только об одном и думаете…
С Доротой Ковалек увидеться не удалось. На пропускном пункте полбата выяснилось, что майор Ольшевский объявил меня персоной нон грата и запретил своим подчиненным всяческие контакты со мной. Этот вариант я, увы, не просчитал.